"Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 2)" - читать интересную книгу автора

окрестность. Как, ты на свободе, ты в здравом уме, ты в твердой памяти, а я
сумасшедший, я невменяемый, я под замком?.. Да я скорей удавлюсь, нежели
пошлю дождь!"
Присутствовавшие все еще слушали выкрики и речи помешанного, как вдруг
лиценциат, обратившись к капеллану и схватив его за руки, молвил:
"Не огорчайтесь, государь мой, и не придавайте значения словам этого
сумасшедшего, ибо если он - Юпитер и он не станет кропить вас дождем, то я -
Нептун, отец и бог вод, и я буду кропить вас сколько потребуется и когда мне
вздумается".
Капеллан же ему на это сказал:
"Со всем тем, господин Нептун, не должно гневить господина Юпитера:
оставайтесь-ка вы здесь, а уж мы как-нибудь в другой раз, когда нам будет
сподручнее и посвободнее, придем за вашею милостью".
Смотритель и все присутствовавшие фыркнули, но капеллан на них
рассердился; лиценциата раздели, и остался он в доме умалишенных, и на этом
история оканчивается.
- Это и есть та самая история, сеньор цирюльник, которая так будто бы
подходила к случаю, что вы не могли ее не рассказать? - спросил Дон Кихот. -
Ах, сеньор брадобрей, сеньор брадобрей, до чего же люди иной раз бывают
неловки! Неужели ваша милость не знает, что сравнение одного ума с другим,
одной доблести с другою, одной красоты с другою и одного знатного рода с
другим всегда неприятно и вызывает неудовольствие? Я, сеньор цирюльник, не
Нептун и не бог вод и, не будучи умен, за умника себя и не выдаю.
Единственно, чего я добиваюсь, это объяснить людям, в какую ошибку впадают
они, не возрождая блаженнейших тех времен, когда ратоборствовало
странствующее рыцарство. Однако же наш развращенный век недостоин
наслаждаться тем великим счастьем, каким наслаждались в те века, когда
странствующие рыцари вменяли себе в обязанность и брали на себя оборону
королевства, охрану девственниц, помощь сирым и малолетним, наказание
гордецов и награждение смиренных. Большинство же рыцарей, подвизающихся
ныне, предпочитают шуршать шелками, парчою и прочими дорогими тканями,
нежели звенеть кольчугою. Теперь уж нет таких рыцарей, которые согласились
бы в любую погоду, вооруженные с головы до ног, ночевать под открытым небом,
и никто уже по примеру странствующих рыцарей не клюет, как говорится, носом,
опершись на копье и не слезая с коня. Найдите мне хотя одного такого рыцаря,
который, выйдя из лесу, взобравшись потом на гору, а затем спустившись на
пустынный и нелюдимый берег моря, вечно бурного и неспокойного, и видя, что
к берегу прибило утлый челн без весел, ветрила, мачты и снастей, бесстрашно
ринулся бы туда и отдался на волю неумолимых зыбей бездонного моря, а волны
то вознесут его к небу, то низвергнут в пучину, рыцарь же грудь свою
подставляет неукротимой буре; и не успевает он оглянуться, как уже
оказывается более чем за три тысячи миль от того места, откуда отчалил, и
вот он ступает на неведомую и чужедальнюю землю, и тут с ним происходят
случаи, достойные быть начертанными не только на пергаменте, но и на меди.
Между тем в наше время леность торжествует над рвением, праздность над
трудолюбием, порок над добродетелью, наглость над храбростью и мудрствования
над военным искусством, которое безраздельно царило и процветало в золотом
веке и в век странствующих рыцарей. Нет, правда, скажите: кто целомудреннее
и отважнее славного Амадиса Галльского? Кто благоразумнее Пальмерина
Английского? Кто сговорчивее и уживчивее Тиранта Белого? Кто обходительнее