"Эфраим Севела. Продай твою мать" - читать интересную книгу автора

своими сверстниками на фотографиях. Те стоят, подняв руки, как
пленные, и немецкий солдат, зажав винтовку под мышкой,
ощупывает, обыскивает их. Прежде чем гулким выстрелом из этой
винтовки расколоть их черепа.
Но Дан полагает, что, подняв руки, мальчики играют и
приглашают его принять участие в игре. Он тоже поднимает руки
и зовет их сыграть в прятки, прячется за выступ стенда и
оттуда выглядывает, посверкивая озорными глазами и смеясь. Он
не может понять, почему эти мальчики не прячутся, а продолжают
стоять со все еще поднятыми руками. И он окликает их,
напоминая, что играть надо честно, по правилам. А они молчат,
даже не улыбнутся в ответ. И только ручонки все еще подняты и,
по всему видно, затекли от усталости.
На меня нашло наваждение. В моих ушах зазвучал
многоголосый плач, крики, стенания. Голые люди на стендах
задвигались, ожили и ринулись в зал, спасаясь от своих
палачей. В зале сразу стало тесно и жарко. Меня со всех сторон
обжимали и толкали мечущиеся голые тела. Дети шныряли под
ногами, проталкивались, звали матерей. Матери громко,
истерично окликали детей. Захлебывались в лае сторожевые псы,
кидаясь на людей. Сухо щелкали выстрелы, и стон раненых плыл
под каменными сводами.
Я потеряла Дана. Он исчез. Я не нашла его в зале, когда
наваждение прошло и стало тихо и пусто среди черных бархатных
стен, и все те, что метались только что вокруг меня, вернулись
на свои места и покорно замерли на огромных, в человеческий
рост, фотографиях.
Дана не было в зале. Я беспокойно обежала весь зал,
заглянула за каждый выступ и его не нашла. На меня лишь с
удивлением взирали печальные еврейские глаза с фотографий,
недоумевая, отчего мечусь я, нарушая их могильный покой.
Потом я увидела витую спиральную, лестницу в пробитом в
скале туннеле. Лестница вилась среди шершавых выступов камня,
и я, задыхаясь, побежала по ней, чтобы вырваться из каменных
объятий, выйти из мрачного подземелья на свет, к солнцу, к
людям. Над моей головой засияло светлое пятно, и я, гулко
топая каблуками по ступеням, устремилась к нему. Навстречу
мне, все усиливаясь, лился дневной свет, растворяя подземный
холод жарким дыханием еще невидимого солнца.
Меня вынесло наверх. Ослепило солнцем. Под ногами хрустел
золотистый песок. Кипарисы устремили в прозрачное небо свои
пыльно-зеленые конусы. Метрах в двадцати от меня стоял солдат.
Молодой и рослый парень в брюках и куртке цвета хаки и в
зеленом берете на курчавой голове. Через плечо его, дулом
вниз, висел автомат. Русский. Калашников. Хороший автомат. Мы
их отнимаем у арабов и берем на вооружение.
Из-за его ноги выглядывал Дан. Он прятался от меня за
солдатом. Он продолжал игру в прятки. А солдат, губастый и
черноглазый, улыбался доброй, до ушей, улыбкой, сверкая белыми
крепкими зубами.