"Эфраим Севела. Продай твою мать" - читать интересную книгу автора

Я тоже была в военной форме, и он подмигнул мне, как
своей, как коллеге, товарищу по оружию. Он понимал, что
ребенок не мой. Матерей в армию не призывают.
- Брат, что ли?-спросил он.
И я кивнула. Подошла, стала с ним рядом. Макушкой не
доставая до его плеча. А ведь я считаюсь высокой. Дан взял
меня и солдата за руки. Крохотная фигурка между мужчиной и
женщиной в армейской форме. И такая уверенность и гордость
засияли на его славной мордашке, что вышедшие из музея пестрой
толпой американские туристы защелкали фотокамерами, и с каждым
щелчком застывали навечно мы трое: мужчина и женщина-солдаты и
еврейский мальчик, никого не боящийся и уверенно и с вызовом
смотрящий на мир. Он вырастет без комплексов и извинительной
улыбки. Его уверенность в будущем подпирают наши автоматы: ма-
ленький израильский "узи", который ношу я, и трофейный автомат
у губастого кудрявого солдата".

x x x

Мы стояли с женой на переходе у светофора и ожидали
зеленого света, чтобы пересечь улицу. Рядом с тротуаром
затормозил автофургон с решетчатыми бортами, и оттуда
доносилось многоголосое овечье блеяние Овцы, сбитые в кучу в
тесном кузове грузовика, наполовину просовывали острые
мордочки в щели бортовых решеток, жалобно и удивленно смотрели
на незнакомых людей и блеяли, словно плакали, как дети,
которых отняли от мамы и везут неизвестно куда.
- На бойню едут, бедненькие, - равнодушным голосом
посочувствовал кто-то за моей спиной. - Но их счастье, что они
этого не знают.
Моя жена заметила в моих глазах навернувшиеся слезы и
насмешливо процедила мне в ухо:
- Ты чувствителен, как самая последняя баба.
Да, я чувствителен. Я очень чувствителен. Я становлюсь
особенно чувствительным, когда вижу живые существа, брошенные
в кузов навалом, уже как трупы, и везут их туда, откуда
возврата нет.
Я чрезвычайно чувствителен, когда слышу плач детей,
насильно оторванных от своих матерей, и в этих случаях на моих
глазах возникают слезы, и я их не стыжусь.
Потому что я побывал в таком кузове в тесном клубке
детских тел, пищащих, воющих и всхлипывающих. Я остался жив. А
остальных детей нет и в помине, и никто не знает, где их
маленькие могилки.
У нас, в каунасском гетто, немцы провели один из самых
изуверских экспериментов. Они отступили от правила - убивать
детей вместе с родителями. Чей-то очень практичный ум
додумался, как даже из нашей смерти извлечь пользу для
Третьего рейха. Он предложил отделить детей в возрасте семи -
десяти лет от родителей и, прежде чем их умертвить, выкачать