"Эфраим Севела. Почему нет рая на земле (текст не вычитан)" - читать интересную книгу автора

нырнул под канаты и с остановившимся сердцем помчался по зеленой траве и
цветам к центру поляны, где стоял Он с серебристым рупором у рта,
Я чувствовал на себе тысячи взглядов, недоуменных и удивленных, как
если бы по зеленой поляне, огражденной от публики для спортивных
выступлений, вдруг побежал бы, мелькая короткими ножками и мотая спирально
свернутым хвостиком, случайно забредший сюда поросенок. И поэтому я мчался,
работая локтями, во весь дух, чтоб успеть, пока не спохватились милиционеры
и не погнались за мной, подбежать к отцу, стать рядом с ним, задохнувшись от
бега, и увидеть, как толпа, прозрев, ахнет, догадавшись наконец, кто я
такой. А если вдруг отец, услышав ликующие вопли толпы, смягчится, и,
проникнувшись отцовской любовью, подхватит меня под мышки своими сильными
руками, от которых пахнет табаком, и посадит меня на свое плечо, я вообще
умру на месте, потому что сердце мое лопнет от радости.
Вот так, ликуя, я мчался к отцу и уже был в двух метрах от него,
раскинув руки, чтоб прижаться к нему, обняв его колени, как услышал вдруг
его голос, полоснувший меня, как удар кнутом по лицу:
- Пшел вон!
Это услышал только я. Потому что отец отнял рупор ото рта, и до толпы
за канатами его слова не долетели.
Я споткнулся на полном ходу, словно мне подставили подножку, но не
остановился. Продолжал бежать, не замедляя хода. Уже мимо отца, по другой
стороне поляны. И услышал многократно усиленный рупором голос отца, что-то
объявлявшего публике.
А я бежал к другим канатам, где тоже теснились зрители, и они встретили
меня улюлюканьем и насмешками, точь-в-точь как поросенка, заблудившегося
среди людей и мечущегося в поисках лазейки для укрытия. Я юркнул в толпу и,
протискиваясь между распаренными телами, выскочил в лес, пружиня ногами по
мху и раздвигая руками листья папоротников.
Сзади играл духовой оркестр, и в ритме вальса голос моего отца вел счет
для гимнастов, выстраивавших своими телами новую пирамиду.
- Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три... Мох принял меня в свою
мягкую перину, а листья
папоротника совсем закрыли меня, упавшего ничком, от постороннего
глаза. Здесь я заплакал и в бессильном гневе замолотил кулаками по мху,
пробивая его до сырого основания.
Я был один. И никто не был мне нужен. Я ненавидел весь мир. И больше
всех - моего отца.
Но был один человек, который не оставляет друга в беде. Берэлэ Мац. Он
все видел и понимал, как мне сейчас тяжело. И хоть ему очень хотелось
посмотреть, какие диковинные пирамиды будут выстраивать гимнасты, благо
место у него было у каната, он ринулся искать меня. Обежал поляну за толпой,
и, углубившись в лес, навострил свои большие уши-лопухи, и, как
охотник-следопыт, различил среди птичьего гомона мое горестное поскуливание
и всхлипывание.
Он раздвинул листья папоротника, сел рядом со мной в мох и
глубоко-глубоко вздохнул. И это было лучше любых сочувственных слов. Я сразу
перестал плакать и поднял к нему опухшее от слез лицо.
- Когда я вырасту, - сказал я, глядя ему в глаза, - и меня возьмут
в
армию и научат стрелять из всех видов оружия, я привезу домой пулемет