"Эфраим Севела. Почему нет рая на земле (текст не вычитан)" - читать интересную книгу автора

пятна. А мой отец был очень аккуратным человеком, и если он не подумал о
брюках, опускаясь на колени в сырой мох, значит, он был очень взволнован.
И тут произошло чудо, которого я ждал всю свою жизнь - мой отец
поцеловал меня. Я чуть не заорал от радости и с немалым трудом удержал
слезы, готовые брызнуть из-под моих смеженных ресниц. Мой отец сухими губами
потрогал мой лоб. Так обычно любящие родители проверяют, нет ли у их ребенка
температуры. В нашей семье таких телячьих нежностей не было и в помине. Мне
температуру измеряли только термометром, сунув его холодное стеклышко под
мышку.
Короткое прикосновение сухих губ отца к моему лбу я воспринял как самый
пылкий горячий поцелуй.
Он дышит, - - сказал отец. - - Это обморок. Перегрелся на солнце. Его
надо отвезти домой. - Правильно, - согласился Берэлэ Мац.
Я лежал с закрытыми глазами, стараясь дышать незаметно.
Отец поднял мое безвольно поникшее тело. Мои руки и ноги свисали
плетьми, а большая стриженая
голова моталась на тонкой шее, как неживая, - так здорово я вошел в
роль. Он понес меня, как маленького ребенка, бережно прижимая к груди, и его
белые парусиновые туфли, начищенные зубным порошком, окрасились в зеленый
цвет, потому что глубоко уходили в мох при каждом шаге.
На поляне, где как ни в чем не бывало играл духовой оркестр, нас
окружила сочувственная и любопытная толпа и закидала отца вопросами:
- Что с ребенком?
Вместо отца отвечал мой друг Берэлэ Мац:
- Ничего страшного. У ребенка солнечный удар.
- Ах, уж эти дети, - опечалилась толпа. --От них больше неприятностей,
чем радости. В такой день, когда все веселятся от чистого сердца и его отец
в центре внимания, он берет и хватает солнечный удар! Так стоит после этого
иметь детей?
Теперь уже не отец, а я был в центре внимания, и моя голова, свисавшая
через локоть отца, кружилась от счастья.
Берэлэ Мац шел впереди и прокладывал нам дорогу строгими окриками:
- Дайте дорогу! Ну, чего не видели? У ребенка всего лишь солнечный
удар.
- Всего лишь? - разочарованно вздыхали в толпе, неохотно расступаясь. -
- А шума столько, как будто в самом деле что-то случилось.
Это было только началом счастья. Потом оно росло, как снежный ком,
который скатывают с горы, и переполнило меня настолько, что я до сих пор не
понимаю, как я все это выдержал и не лопнул от радости. Берэлэ разделил это
счастье со мной почти поровну.
Домой мы поехали на мотоцикле. Черном, блестящем, как лакированный, и
нестерпимо сияющем никелированными рукоятками и ободком на передней фаре.
Марки "Иж". На весь огромный Советский Союз, у которого от западной границы
до восточной десять тысяч километров и надо ехать две недели скорым поездом,
выпускались тогда мотоциклы одной-единст-венной марки "Иж" и в таком
ограниченном количестве, что на весь наш город приходилось три штуки. И одна
из этих штук была у моего отца. Правда, не
совсем его собственная, а казенная. Но он на нем ездил, когда хотел, а
все остальное время мотоцикл стоял в гараже, запертый большим амбарным
замком.