"Эфраим Севела. Почему нет рая на земле (текст не вычитан)" - читать интересную книгу автора

Когда мой отец проезжал на мотоцикле по городу, мальчишки с воплями
бежали за ним, с наслаждением вдыхая синий вонючий дым, которым стреляла
выхлопная труба. А семейные пары, степенно прогуливавшиеся по тротуарам,
завистливо и с уважением провожали его глазами. Только дамы, ни черта не
смыслившие в технике, морщили длинные еврейские носики и кружевными
платочками отгоняли дурные запахи.
Домой мы поехали на мотоцикле. Я уже к тому времени сделал вид, что мне
легче, и даже открыл глаза, но все еще жаловался на слабость и
головокружение. Лицо у отца перестало быть белым, вернулся загар. Белой
оставалась только фуражка. Брюки на коленях почернели, потому что к болотной
зелени добавилась серая пыль.
Меня отец посадил впереди себя, на бензиновый бак, и бицепсами рук
подпирал меня с боков, когда взялся за руль. Сзади оставалось свободным
сиденье для пассажира, и Берэлэ не сводил с него завороженного взгляда.
- Пусть он тоже поедет с нами, - слабым голосом сказал я, и мой отец ни
единым словом не возразил. Он не пригласил Берэлэ, а просто промолчал. А,
как известно, молчание - знак согласия, и Берэлэ знал не хуже других эту
истину. Он не стал дожидаться особого приглашения и, как обезьяна, проворно
взобрался на сиденье и руками обхватил плечи отца, чтоб не свалиться на
ходу.
На руле торчало круглое зеркальце, повернутое назад, чтоб водитель мог
видеть, что делается сзади, и теперь я мог перемигиваться в это зеркальце с
Берэлэ и видеть его счастливейшую улыбку до ушей с огромным количеством
квадратных зубов, а также одно оттопыренное ухо моего друга, которое пылало
как пламя и могло свободно заменить красный сигнальный фонарик.
Мы мчались втроем на мотоцикле во весь дух. Я даже не мог разглядеть
лиц встречных и насладиться выражением зависти в их круглых глазах, потому
что все мелькало, и вместо лиц проносились, как метеоры,
белые пятна. На поворотах мотоцикл с ревом наклонялся и мы наклонялись
вместе с ним, и казалось -вот-вот упадем. Крепкие руки отца удерживали меня
от падения. Для большей прочности он прижимал своим подбородком стриженую
макушку моей головы. Я от этого чувствовал себя в полной безопасности, не
только на мотоцикле, но и вообще в жизни, и млел от счастья.
На нашу Инвалидную улицу отец въехал с особым фарсом, заложив такой
крутой вираж, что мы все трое чуть не лежали в воздухе, горизонтально к
земле. И если б под колесами была земля, я уверен, все обошлось бы
благополучно, но на этом углу была впадина, заполненная дождевой водой.
Дождь прошел тут, когда мы были за городом на маевке, и отец никак не
ожидал, что его ждет впереди лужа.
Слава Богу, лужа была глубокой, и мы не ударились о булыжники. Но
искупались мы в грязи с ног до головы. Все трое. И отец, и Берэлэ, и я. А
мотоцикл не заглох. Он лежал на боку, как подстреленный зверь, и вертел
колесами и попыхивал дымком из выхлопной трубы.
Когда мы все трое, похожие на чертей, предстали перед моей мамой, она
моего отца узнала довольно быстро, а кто - - я, а кто - - Берэлэ никак
не
могла определить. Но когда определила, сказала с горестным вздохом:
- От этого мальчика всегда одни несчастья. Кто с ним свяжется -
пропащий человек. Неужели ты не можешь найти себе приличного товарища?
Это говорила моя мама, которая была уверена, что она разбирается в