"Эфраим Севелла. Клен ты мой опавший (Либретто киносценария)" - читать интересную книгу автораметель о лете.
Девушки перестали смеяться, бросили в пустую фуражку по монете и, пригорюнившись, остались стоять, с жалостью разглядывая этот обрубок некогда могучего и красивого мужчины. День. Комната в бараке, где живет Клава. Подруги сгрудились у стола, рассматривая фотокарточки, на которых сняты Клава с Васей. Смеются, подтрунивают над ней, изощряясь в описании Васиных достоинств. - Господи, - отбивается Клава. - Вот навязался на мою шею. Нужен он мне? Да говорю же: не знаю я его. Помню одно: Васей зовут. Да и то, может, соврал. Хоть бы свой адрес прислал. Отправлю все пять, себе не оставлю. На кой он мне сдался? Объясняй каждому... Пришел почтальон - старуха с тощей сумкой на боку, и единственное письмо для этой комнаты было адресовано Клаве. Девушки притихли, пока Клава вскрывала треугольный армейский конверт со штампом вместо марки. - Вот и отправлю все карточки, - приговарива- ла Клава, вскрывая конверт. - Пусть себе любуется. А мне и не нужно. Кто он мне? Не знала и знать не хочу. Она достала из конверта листок бумаги с отпечатанным в типографии текстом, а там, где было пропущено слово, вписано от руки чернилами. "Ваш муж Иванов Василий Петрович, - ничего не понимая, читала Клава, - погиб смертью храбрых в боях за свободу и независимость нашей Родины". Дальше стояла подпись командира и от руки дописаны слова сочувствия, адресованные ей, Клаве. Слово "муж" в начале письма было тоже вписано чернилами. - Муж? - насмешливо ахнула одна из девушек. - Что ж ты, Клавка, от нас - Да напутано все! - стала оправдываться Клава. - Вот написали так написали. - А на войне какой порядок? - сказал кто-то. - Пишут подряд, убитых-то тысячи. Вот без тебя тебя женили. - Муж... - рассмеялась другая. - Муж объелся груш. На нашу долю мужей не достанется. - А у Клавки есть, - смеются кругом. - Слушай, Клава, может, пенсию за него схлопочешь? Документ есть - пусть платят. -Ну и бывает же. Пишут лишь бы написать. Чего только война не наделает. - Тише, - вдруг попросила Клава. - Человек умер. Все девушки, еще смеясь и обсуждая это нелепое письмо, разошлись из комнаты, а Клава осталась за столом, на котором веером лежат пять одинаковых фотографий. На каждой стоит, нелепо вытянувшись, молоденький солдат, в короткой, не по росту, гимнастерке. Из рукавов торчат длинные руки, сжатые в кулаки. Тонкие ноги утонули в широких голенищах кирзовых сапог. Глаза широко раскрыты. Добрые глаза. Простодушные. И еще совсем детские. Клава долго смотрела на фотокарточки. - Убили Васю, - прошептала она те слова, что сказал он ей когда-то на станции, надеясь, что кто-нибудь скажет их после его смерти. И, уронив голову на стол, заплакала. Красная площадь в Москве. Военный парад в честь победы во второй мировой войне. По брусчатке, мимо гранитного мавзолея Ленина движутся |
|
|