"Эфраим Севелла. Мужской разговор в русской бане" - читать интересную книгу автора

РАССКАЗ ЗУЕВА
Примерно в ту же пору, что и в Литве, разворачивалась кровавая баня на
Западной Украине. Проводилась ликвидация бандеровцев, а кто бандеровец, кто
лояльный - поди угадай. Днем усач крестьянин мирно шагает за пароконным
плугом в своей домотканой свитке и кожаных самодельных постолах, а ночью
лежит в засаде с немецким автоматом "Шмайсер" и советскими
гранатами-лимонками и - горе тебе, если в этот час ты попадешь ему на мушку.
Вечером кареглазые дивчины с монистами на шее водят хороводы за околицей, а
ночью, как заправские солдаты, нападают на милицейские участки и закладывают
мины на извилистых горных дорогах.
Не знаю, как сейчас, с той поры я в эти края не наведывался, но тогда
там, в Галиции и Карпатах, а не в Киеве была настоящая Украина, с сочным
певучим языком - русский язык терпеть не могли, и, если заговаривал
по-русски, ответа не жди, - с задушевными песнями, с белозубыми улыбками
дивчин, с черными горящими глазами парней, со своей одеждой, многоцветной и
яркой, как окружающий ландшафт, воистину национальной, изготовленной дома на
ручных ткацких станках по узорам и моделям, переходившим от бабки к дочери,
от дочки к внучке.
Чужого узнавали сразу - по одежде и по языку. Замыкались, к себе не
подпускали. А если кто проявлял настойчивость, то его поутру находили у до-
роги с перерезанным горлом или с кровавой дыркой в затылке.
Поэтому без охраны в деревню не суйся и уноси ноги подобру-поздорову,
пока солнце не закатилось за горы, а то вместе с охраной напорешься за
поворотом дороги на засаду, и шансы выскочить живым из рук этих белозубых
дивчин и кареглазых парней практически сводились к нулю. Поэтому и днем и
ночью советские солдаты, в медалях и орденах вернувшиеся из поверженной
Германии, патрулировали на дорогах в "виллисах" и бронемашинах, забрасывали
противотанковыми гранатами выслеженные укрытия-бункера, изматывались до
изнеможения в погонях за быстроногими и неуловимыми бандеровскими бандами и
бесславно и нелепо, уцелев все четыре года войны с немцами, находили свою
могилу в карпатской по-лонине.
Львов - удивительный город. Архитектурный музей в обрамлении парков и
садов. Улицы, дома - необычайной прелести и уюта. Русский и украинский стили
переплелись с польским и немецким и создали неповторимый букет, удивительную
гармонию линий и красок, и если бы о зодчестве можно было так сказать, то я
назвал бы его пахучим, ароматным.
Я получил назначение во Львов, в обком партии, и из голодной,
обшарпанной Москвы попал в рай. Рынки ломятся от избытка вкуснейшей снеди,
проперченной, с чесночком и укропом. Глянешь - слюнки текут. И дешево до
невероятия. Сюда еще колхозы не пришли, бандеровцы своим сопротивлением
отодвинули от крестьян этот счастливый миг, и потому дары черноземных равнин
и горных долин затопляли город. Здесь ничего не стоило вкусно наесться и
сладко напиться, а потом захлебнуться кровью под ножом того же крестьянина,
если рискнешь покинуть город.
Мне дали ордер на квартиру, о которой я не мог мечтать в самом
фантастическом сне. Я вселился в квартиру из шести комнат, где прежде обитал
польский адвокат, высланный вместе с семьей в Сибирь. Адвокат или ничего не
взял с собой, или ему не позволили. Остались дорогая ореховая мебель,
фарфоровая посуда и серебряные ложки, постели с пуховыми перинами и даже
семейные альбомы в бордовых бархатных футлярах. Я был холост и поэтому мог