"Эфраим Севелла. Мужской разговор в русской бане" - читать интересную книгу автора

директиву: обеспечить максимальное участие литовского населения в этом
мероприятии. Попробуй обеспечь! Литовцы - народ ушлый. Советскую власть
вкусили лишь недавно, а до того жили в буржуазной республике, и что такое
выборы - знали хорошо, по край-
ней мере, то, что выборы предполагают выбор, а выбор можно сделать,
когда предложено, из чего выбирать. На советских выборах надо было выбирать
одного депутата из одного кандидата. Литовцы посчитали участие в такой
комедии унизительным для своего достоинства и в день выборов исчезали из
своих домов до глубокой ночи, чтобы их никакие агитаторы не могли разыскать.
Мне с еще одним таким же бедолагой, как я, поручили одну волость -
раскиданные в лесу хутора, дали две переносные урны для голосования и пачки
бюллетеней точно по количеству избирателей в этой местности. Даже пару
бюллетеней лишних, на случай порчи или потери.
Сунулись мы с ним на хутора как коробейники - урны висят на животах,
ремнями надеты на шеи. Куда ни придем, на дверях - замок. Полдня таскались с
хутора на хутор - пачки бюллетеней остались нетронутыми. Тогда мой напарник
- он был из местных и опытней меня - говорит:
Ты - свидетель, мы сделали все, что в наших силах. Они саботируют
выборы и думают, что этим нас огорчат. Дудки, голубчики! Проголосуете как
миленькие, и завтра в газетах будет результат 99 и 98 сотых процента участия
в выборах. Сто процентов -это уж чересчур, а так - достоверно.
Он взял пачку бюллетеней и один за другим просунул листки в щель своей
урны. То же самое повторил я с другой пачкой. Даже перестарался - сунул
лишние бюллетени, выданные на случай порчи отдельных экземпляров. И двинули
искать телефон, чтобы рапортовать в центр: у нас, мол, выборы успешно
завершены до срока. Начальство нас поблагодарило и сообщило, что мы не самые
первые, из других местностей еще раньше пришли подобные рапорты. Меня даже
смех разобрал: не мы одни такие умники. .
Потом мы с ним обедали в сельской закусочной, крепко выпили и уж совсем
пьяные обнаружили, что мы окружены крестьянами. Теми, кого мы тщетно искали
весь день и за кого сами проголосовали. Короче говоря, моего напарника
убили, меня же стукнули по спине тупым предметом, как потом определила
медицинская экспертиза, и бросили бездыханным на полу, полагая, что я тоже
мертв. Но жизнь во мне тепли-
лась - сердце досталось по наследству крепчайшее. Доставили мое тело в
Вильнюс, покопались в нем врачи, развели руками: не жилец. И тогда, на мое
счастье, вернулся из командировки доктор Гольдберг, осмотрел меня и не
согласился со своими коллегами.
Через месяц меня выписали из госпиталя вполне здоровым, но очень
бледным и худым. В остаточном диагнозе написали: острое расстройство
центральной нервной системы. Проявлялось это расстройство в том, что я,
взрослый мужчина, демобилизованный офицер, прошедший войну, беспричинно
плакал, даже не стесняясь присутствия посторонних, и очень быстро уставал от
любых движений.
Работать я не мог. Мне был нужен длительный отдых, абсолютный покой, и
руководство постановило направить меня в санаторий. Не одного, а в
сопровождении врача, который будет жить со мной в одной комнате и опекать.
Две дорогие путевки были куплены за казенный счет: мне и доктору Гольдбергу,
с кото рым мы за это время очень сблизились и подружились. Он был на
несколько лет старше меня, больше пови-дал в жизни, слыл хорошим