"Надежда Севницкая. Я мыл руки в мутной воде (Роман-биография Элвиса) " - читать интересную книгу автора

Джон сам выучился играть на гитаре. По слуху. Родители не могли
позволить себе отдать сына учиться музыке. И он понимал причины и никогда,
даже наедине с собой, не роптал. Единственным его настоящим желанием была
постоянная работа с постоянным заработком, чтобы мама могла уйти с ткацкой
фабрики, забиравшей все ее силы. Именно поэтому на следующий после получения
свидетельства об окончании школы день Джон нанялся в одну из местных
компаний, где нужен был водитель грузовика. Профессия казалась ему такой
романтичной: огромная машина, абсолютно послушная славному молодому драйверу
в рубашке с расстегнутым воротником и шейным, трепещущим на ветру платком,
несется по шоссе из одного конца страны в другой. Но Джон стеснялся
посторонних, тем более веселых разбитных водителей. И свободное время в
поездках предпочитал проводить один. Часто брал с собой гитару и веселил
самого себя. Ему легко пелось в такие часы.
Сегодня гитара тоже была при нем, и, смущаясь и робея, Джон заставил
себя переступить порог "Лайта". Болезненная застенчивость пригвоздила его
перед конторкой оператора - вдруг он не сможет выдавить ни звука? Проклятая
робость - результат старомодного воспитания, данного мамой. Могла ли она
представить себе, что жизнь ее обожаемого мальчика будет изломана из-за ее
воспитания?
Предательская мысль - убраться из студии - быстро прошла, потому что в
холле было много народа. Всем не до него. Да и дело к концу дня - авось не
дойдет очередь. Джон присел на краешек стула и облизнул ставшие
пергаментными губы.
Из звукозаписывающей кабины вышла молодая женщина. Устало глянула на
очередь. Их взгляды встретились.
- Юноша, скажите, пожалуйста, следующему, кто придет сюда, что сегодня
я уже не успею обслужить. А вы-то сами что хотите?
- Я хотел бы записать пластинку в подарок маме, мэм.
- Ах, маме... А что вы поете, юноша?
- С вашего позволения, мэм, я все пою. В ее взгляде он увидел насмешку
и легкое презрение. Было очевидно, что она принимает его за хвастуна. Но
обязанности хозяйки заставили ее задать еще один вопрос:
- А кому вы подражаете?
- С вашего позволения - никому, мэм.
Джон не хвастался. Он пел, как чувствовал сам. И, когда он запел, глаза
ее потеплели, улыбка тронула полные губы типичной южанки, и она, словно
невзначай, нажала кнопку магнитофона, который сейчас был не нужен.
- С вас четыре доллара, юноша. - Она помолчала. - У вас есть телефон? Я
бы хотела, чтобы шеф послушал вас.
Он записал свой номер, недоумевая, зачем шефу этой студии прослушивать
неизвестного парня. Он знал, кого записывали здесь. Студия записывала и
белых, и черных. В те годы на Юге для этого требовалось большое гражданское
мужество. Но для шефа "Лайта" существовал один критерий - звук. Он мечтал
заполучить белого певца, который бы обладал негритянским гортанно-носовым
звуком. Однако до сих пор его поиски не увенчались успехом.
Звонок раздался только через год. Сэм, шеф "Лайта", по настоянию своего
секретаря-оператора Марион решился на прослушивание. Да и дела студии были
не блестящи. На Севере, словно грибы, росли гигантские звукозаписывающие
фирмы, с которыми невозможно было конкурировать.
Когда мама сказала, что звонили из "Лайта" и его ждут сегодня, Джон