"Надежда Севницкая. Я мыл руки в мутной воде (Роман-биография Элвиса) " - читать интересную книгу автора

стрелой помчался туда, прихватив гитару.
Легкая дверь звонко хлопнула, и этот сухой хлопок мгновенно отрезвил
Джона. Зачем он здесь? Он что же, решил, что хочет стать певцом? В нем жили
десятки самых разных песен - кантри с веселым треньканьем банджо, порхающим
пением скрипок и рассказами о грустной жизни, монументальные духовные гимны
негров - госпелы, душераздирающие блюзы и ходкие мелодии бродвейских
мюзиклов.
И вот - прослушивание, о котором он и не мечтал никогда.
Марион представила его шефу и двум ребятам - Скотти, ведущему
гитаристу, и Биллу, басисту. Джон вдруг ясно увидел, что все трое исподтишка
разглядывают его бедный костюм. Конечно, они тоже отнюдь не были ребятами из
модного журнала, однако им было трудно даже представить всю глубину его
бедности. Он чувство вал, что произвел удручающее впечатление. И все его
празднично-испуганное наст роение развалилось на куски. Надо было скорее
закончить - спеть пару-тройку песен, услышать вежливое "спасибо" и уйти.
Забыть дурацкие мечтания и снова гонять на своем грузовике, исправно
принося маме в конце каждой недели зарплату, получать от нее поцелуй,
пахнущий арахисовым или банановым маслом (она всегда делала к возвращению
своего мальчика из рейса его любимые сэндвичи).
Сэм попросил начинать. Джон очнулся, сглотнул комок и запел какой-то
шлягер. Шеф вежливо прослушал, но на его лице явственно было написано - не
то! Тог да Джон запел одну из песен Южных гор. Сэм насторожился и стал
называть одну песню за другой. "Знаете?". "Знаю". "Начали"... Так они
занимались до изнеможения. Наконец, после короткого перерыва шеф решился и
отобрал две песни. Ребята управились с ними быстро. И, пока Сэм слушал
запись в студии, они в холле валяли дурака. Джон, в своих немыслимо широких
темных штанах похожий на плюшевого медвежонка, схватил гитару и запел в чуть
убыстренном темпе известный блюз, неожиданно легко, хотя и несколько
косолапо двигаясь в такт. Голос стал звонким, гибким, живым. Тембр и звук
были такими, что Скотти и Билл первое мгновение сидели с приоткрытыми ртами,
а потом начали подпевать в полном забвении чувств. Они дурачились, не
подозревая, что исполнение, рождавшееся сейчас в крошечной студии Юга,
станет точкой отсчета современной поп-музыки.
Дверь распахнулась. На пороге стоял Сэм, и глаза его были страшны.
- Что вы делаете, чертовы ослы? - истошно заорал этот воспитанный
человек.
- Нич-чего, сэр. - Джон принял гнев на себя. - Мы просто отдыхали и
немного пели, сэр.
- Просто... - внезапно успокаиваясь от его мягкого голоса, сказал
Сэм. - Просто. А вот не просто. Это надо сделать еще раз, ребятки. Держите
ритм. Полная свобода. Начали...
Через неделю тираж пластинки лежал на большом студийном столе.
- Боже, благодарю тебя, - сказал Сэм. - Но кто из диск-жокеев рискнет
прокрутить это?
- Никто, - донесся до него голос Марион. - Это не кантри и не блюз, и
не популяр. Певцы ополчатся на нас. Вначале.
- Вначале?
- Они скоро поймут - их песенка спета. И петь ее будет этот мальчик,
Сэм. Впрочем, он и не поет вовсе. Он сама душа музыки - звук. Мелодия -
всего лишь тело. Я поняла это, когда впервые записывала его. Для него