"Надежда Севницкая. Я мыл руки в мутной воде (Роман-биография Элвиса) " - читать интересную книгу автора

кабинет, и, позвонив Ламу, попросил подготовить машину.
По-прежнему осторожно спускаясь вниз, вспомнил про плащ, но идти назад
не решился и равнодушно шагнул в дождь.
- Насколько я понимаю, босс, тебя следует отвезти вначале подсушить...-
начал шутливо Лам, но лицо "босса" было таким измученным, что шутка тут же
сменилась деловым:
- Куда прикажешь?
- По городу, если не возражаешь, - без улыбки, но дружелюбно ответил
Джон.
Они выбрались на вершину холма, и Лам почти остановился у поворота на
Форест-хилл, ожидая, что босс прикажет свернуть. Но Джон молчал. Он не хотел
ту да ехать с Ламом. Ни с кем. Делая вид, что не замечает взгляда приятеля,
Джон от вернулся к окну и вздрогнул - там на вершине холма сквозь голые
ветви деревьев и серый занавес дождя виднелась огромная беломраморная фигура
Распятого, стоящая в голове маминой могилы.
Не дождавшись приказа, Лам взглянул в зеркало и сдвинул его - не было
сил смотреть на это отсутствующее белое лицо с черными провалами глаз.
Машина скользнула вниз - к городу. Улицы были пусты. Дождь прогнал
людей.
Они проскочили мимо маленькой церквушки, куда в давние счастливые годы
мама и они с отцом ходили по воскресеньям. Церковь была чистенькой, недавно
покрашенной. Но сердце Джона не дрогнуло ни от печали, ни от радости. Не
было сил.
Резкий, почти рискованный поворот, и слева растопырилось довольно
уродливое здание из коричневого кирпича, похожее на тюрьму, - его школа.
Сюда двенадцать лет назад его привела мама. Воспоминания, связанные со
школой, не доставляли удовольствия...
Семья переехала в этот город в поисках работы и сносного жилья из
глухой провинции. Джон всегда знал, что они бедны. Бедны, как и все их
тамошние соседи. Ни у кого не было денег, чтобы заплатить, например, за
лечение. Именно поэтому его маму не взяли в больницу, когда ему пришло время
появиться на свет. Он родился в жалкой лачуге, единственным достоинством
которой была невероятная чистота, мамина страсть. Однако его появление не
прекратило ее муки, и вскоре появился второй младенец, тоже мальчик, но,
увы, он был мертв.
Даже спустя много лет, рассказывая Джону о смерти братишки, мама не
могла удержаться от слез. Оставалось только догадываться, что пережила она
тогда. Больше детей не было, и все материнство обрушилось на Джона. Мама не
спускала с него глаз. Он не мог никуда удрать с мальчишками, но мама всегда
внушала, что будет рада видеть его маленьких приятелей в своем доме. Она
почти до пятнадцати лет водила Джона в школу, не желая понимать, что ребята
смеются над ним. Джон стал болезненно стеснительным. Стеснялся всего -
своего акцента, своей, хоть и чистенькой, но уж очень бедной одежды: черных
когда-то брюк, правда всегда отглаженных, и дешевенькой черной сатиновой
рубашки. Он видел, что ребята сторонятся его и стараются не общаться. Иногда
они издевались над ним в открытую, потому что учи теля любили Джона за
вежливость - главное достояние бедных южан, - которой то же учила его мама.
Между Джоном и ребятами выросла стена. Тогда он решил выделиться хоть
как-то, показать, что он не тот, за кого его принимают: отрастил длинные
волосы и бакенбарды. Для мальчишек подобный эпатаж оказался непереносим, и