"Лоран Сексик. Дурные мысли " - читать интересную книгу автора

Герр шуцман изрыгнул несколько слов, смысл которых сводился к тому, что
показывать язык лицу при исполнении - значит оскорблять власти, и мы
продолжили свой путь.
Случилось немыслимое! Мои палачи, кажется, проявили человечность? Мир
перевернулся! Я был потрясен до глубины души.
- Только вздумай снова выпендриваться, гнида, - мы тебя в полицию
сдадим! - пообещала Ирма.
Мне на плечи набросили пальто, на голову нахлобучили шляпу - она была
велика и закрывала лоб и глаза. В рот воткнули зажженную сигарету и
строго-настрого приказали не уронить. Хуже того, мне пришлось глотать клубы
дыма, рискуя заполучить опаснейшие заболевания.
Мной овладело безразличие. К чему бороться? Для такого занятия я ростом
не вышел. Один против полчищ германцев? Давид против Голиафа, но со
связанными руками, а пращу не найдешь и на сорок километров окрест.
Меня заставили кружить по длинным улицам, липким и грязным, заваленным
объедками. То и дело под ноги попадались дохлые собаки. Нищий протягивал
руку за подаянием. "Берлин, Год Нулевой", какой ужасный фильм!
Наконец мы вошли в подъезд какого-то дома. С меня сняли пальто и шляпу,
развязали руки. Ирма причесала меня и даже припудрила щеки. Мне дали кусок
штруделя и велели тщательно пережевывать. Потом Таня надела на меня новую
рубашку и с нежной заботливостью застегнула пуговки. Я стал маленьким
принцем.
Мы вошли в большое помещение - не то бар, не то зрительный зал. И там,
возле стойки - о диво дивное! - я столкнулся нос к носу с женщинами, одетыми
лишь в черные чулки; их голые груди были выставлены на всеобщее обозрение, а
сами они из-за чего-то ссорились. Благословен будь Господь наш предвечный,
если странствие мое прервется в этом дивном месте! Да святятся имена Тани и
Франца - именно здесь я охотно закончил бы дни мои! Затем мы прошли мимо
трех других особ, в красных платьях со скандальными вырезами. Проходя, я
уловил негромкую реплику, которую одна из этих особ низким голосом бросила
другой: "Для женщины у тебя неплохие яйца!" Эта загадочная фраза еще долго
меня мучила.
Меня усадили напротив человека в черном костюме, с сигарой в зубах, и
представили просто: "А вот и он!", как некую знаменитость. Выдыхая сигарный
дым, черный субъект вежливо отвернулся. Это ж надо - немец-джентльмен!
Что меня ожидало? Обяжут ли меня танцевать среди молодых женщин? Или
велят петь хорал на идише? Если бы спросили моего мнения, то я предпочел бы
выйти на сцену в обществе дам без яиц. Но во всяком случае я не стану
выдвигать никаких особых требований. Пусть каждый живет так, как ему
нравится.
Эстрадный танцор! Это, конечно, не приблизит меня к открытию
противотуберкулезной вакцины. Но разве искусство не выше науки, а горячий
прием восхищенной публики не стоит нобелевских почестей? Евреев-ученых уже
полным-полно, а артистов - один Рудольф Валентино, да и того можно не
считать.
Человек с сигарой наклонился ко мне и произнес холодным тоном,
неожиданным при таких ленивых движениях:
- Ну-ка, малыш, скажи-ка мне: о чем я думаю?
Не задумываясь ни секунды, я выпалил:
- Вы хотите, чтобы я исполнял наши национальные танцы с дамами без яиц!