"Лоран Сексик. Дурные мысли " - читать интересную книгу автора

компания, в серой форме, они несли штандарт с огромным ломаным крестом.
Столкновение этих двух людских потоков обещало любопытное зрелище. Но нам
было не до зрелищ, мне во всяком случае. Столько всего нужно было обсудить с
Машей...
Мы шли довольно долго, пока не вышли на площадь, сразу за которой
начинался большой лес. Маша жестом предложила мне присесть на скамейку.
Губы Маши приоткрылись, но из них не вырвалось ни звука. Она
дотронулась указательным пальцем до кончика языка, с еле заметным налетом
печали покачала головой и, вытащив из сумочки блокнот и карандаш, написала:
"Мне так жаль..."
Маша была немой.
Я взял у нее из рук блокнот и дописал: "Мне на это пле..." Но она
отобрала у меня карандаш и крупно вывела: "НЕМАЯ, НО НЕ ГЛУХАЯ!"

Маша приходила в "Бруденбар" вовсе не ради моих прекрасных глаз. Ее
привлекали мои мыслительные способности. От статей, которые она прочла в
газетах, у нее руки чесались, да позволено мне будет выразиться так, не
умаляя моей любви к ней.
"Каждый вечер, - писала она, - я садилась напротив тебя, чтобы увидеть
это чудо - человека, для которого не имеет значения моя ущербность, того,
кто мог бы улавливать мои мысли, не требуя, чтобы я превращала их в набор
знаков, того, кто уловил бы малейшие нюансы моей души, не поддающиеся
передаче неловкими пальцами, того, кто разорвал бы непреодолимый круг
молчания. Человека, который вернул бы мне речь, Натана, моего спасителя..."
Чувство мое достигло наивысшего накала. И в то же время моя гордость -
гордость молодого мужчины - была задета: привязанность Маши не была
бескорыстной! Она, видимо, уловила мое огорчение и продолжала: "По мере
того, как я приходила и смотрела на тебя, твой дар стал менее важен для
меня, чем тепло твоего взгляда. До сих пор никто еще не смотрел на меня так.
До встречи с тобой во взглядах людей мне виделись только презрение или
жалость. Я была Маша Нежеланная".
Слезы повисли у нее на ресницах. Мне тоже хотелось плакать. Но все-таки
из нас двоих мужчиной был именно я. Нельзя нарушать принятые условности.

Маша жила в роскошной квартире. В таких домах мне еще бывать не
доводилось. Жила одна. Ее мать, дальняя родственница Ротшильдов, умерла
после недолгой болезни. Отец, Альберт Витгенштейн, один из идеологов кружка
Розы Люксембург, год назад был убит приспешниками Монстра. Германия стала
для нее проклятой землей, Через две недели Маша уезжала в Палестину. У меня
оставалось пятнадцать дней на то, чтобы решиться на побег из Берлина.

11

Соленый ветер сдул с меня остатки сна. Солнце било в лицо - я лежал на
палубе посудины, прыгающей по волнам в направлении Земли обетованной. Мысли
прояснились. Фрейд, Гитлер - неужели я и вправду встречался с ними? А Ганц и
Иван, а женщины без яиц? Этот отвратительный мир казался кошмаром, от
которого меня спас рассвет. Однако за горизонтом исчезала не Германия, а
Европа, и с ней надежда на возвращение домой. По одну сторону уплывало назад
мое прошлое, с другой приближалось время зрелости. Меня уносило течением. На