"Лоран Сексик. Дурные мысли " - читать интересную книгу автора

от неприязни моих германских мучителей. Но мне очень не хотелось вызывать
чувство ненависти в любом месте, где я разобью свой шатер. Чтобы
удовлетворить всех и каждого, мне следовало бы исчезнуть навеки. Но я еще не
был готов к такому самопожертвованию.
Я положил руку на плечо Кариму и показал ему на просторные равнины
Галилеи, на гряду холмов, ограждающую бухту Хайфы.
- Эта земля велика, - сказал я, - здесь хватит места для всех нас!
Он вежливо кивнул, соглашаясь, но я понял, что ему место понадобится
для установки минных заграждений.

Жизнь в кибуце вовсе не была сладкой. Поля примыкали к большому болоту,
осушить которое у нас не хватало сил, и от него тянуло вонью горькой воды и
налетали тучи комаров, крупных, как воробьи. По вечерам в бараках люди под
звуки явы расчесывали кожу. Поначалу я отказывался давить этих насекомых,
настолько их болезненный писк в роковой момент переворачивал мне душу. Но
обнаружив, какие полосы крови - моей крови - остаются на стенах, когда их
раздавишь, я перестал думать о том, какая муха меня укусила. Я вступил в бой
и был неутомим в убийствах.
Смертельным противником нашим была болотная лихорадка. И без того
вымотанные, мы вдруг ощущали жар, будто падали в жерло вулкана, а через
мгновение тряслись от ледяного озноба. У Маши лихорадка вызывала приступы
ужасающего бреда. Ей виделось, что нацисты высаживаются в Палестине, чтобы
всех нас уничтожить. Я пытался утешить свою любимую. Пусть только Гитлер
вздумает сунуть нос на Сион! Уж на этот раз я не промахнусь!

Из Европы приходили известия о катастрофе. Дела шли все хуже и хуже.
Немецкие евреи, которым удалось бежать из Берлина и прорваться сквозь сито
Белой книги, рассказывали ужасы. Люди обезумели. Вскоре после нашего отъезда
Гитлера допустили к власти. Охота началась. Анка и Самуил, берлинские родичи
Маши, сперва лишились работы и гражданства. Потом у них отняли деньги.
Хрустальная ночь похоронила наши последние надежды.
В письмах, которые я начал недавно получать от отца и мамы, сквозила
тревога. Под покровом слов ощущались дурные предчувствия - они боялись, что
мышеловка захлопнется. Однако письма выдерживались в тоне показного веселья
и создавали иллюзию, что в местечке ничего не изменилось. Австрия была
аннексирована; пришел черед Судет; Даладье и Чемберлен продали душу Монстру.
Но маму беспокоила только одно: не голодаю ли я?
В ответных письмах я уговаривал их переехать ко мне, впрочем, не особо
настойчиво. Квоты Белой книги становились все более жесткими. Суда с
беженцами англичане заворачивали обратно в Германию - они называли это
верностью обязательствам. Хватит ли сил у мамы и папы, в их возрасте, все
бросить, перевалить через горы, проехать всю Европу, пересечь море? А что,
если, завершив это странствие, они наткнутся на мистера Смита, который
отправит их обратно в родную Украину? Чьей добычей они станут?
Иногда по вечерам я уходил в заросли дрока. Улегшись на землю, глядел в
небо, усеянное мириадами звезд, и молил Бога позаботиться о моих близких,
там, за пределами Сирийской пустыни, вдали от знойных стен Сен-Жан-д'Акра, в
наших холодных краях. Я следил за медленным шествием полной луны. Я искал в
мерцании звезд ответ на свои терзания. Часто лунные моря и кратеры
складывались в приветливую улыбку, и я засыпал, уверенный, что будущее