"Мариэтта Шагинян. Приключение дамы из общества (Маленький роман)" - читать интересную книгу автора

вещи несчастного директора гимназии, одна за другой, полетели на платформу,
а вслед за ними и он сам.
- Незаконно, - кричал он, вскочив и побежав за поездом. - Вы
ответите... вы...
В вагоне нашлись возмущенные голоса. Кое-кто требовал, чтоб староста,
высокий студент, молчаливый, как истукан, остановил поезд. Студент пожимал
плечами. Бабы злорадствовали, Валентин Сергеевич хихикал. Мужик с огурцом
спокойно произнес:
- Человек поврежденный, куда ему дальше ехать! Здесь места хорошие,
хлебородные, чернозем. Пущай живет, тут ему как нельзя лучше.
- Для дальнего следования они не подходят, - неожиданно вмешался мой
сосед, худенький мастеровой. - Не беспокойтесь, к ихней же пользе.
Так мы и бросили автора теории о всеобщем недовольстве. Ползли еще
сутки, потом еще сутки, еще сутки. И, наконец, сквозь немецкий кордон,
попали в страну белых. Здесь Валентин Сергеевич мгновенно изменился. Платок
с узелками исчез, дав место панаме. Круглый лорнет в золотой оправе
по-прежнему улегся в кармане, а реденькие усы и бородка были тщательно
сбриты. Сладенького тона, растерянности, пришибленности как не бывало. Не
успела я оглянуться, а уж у него нашлись знакомые, сослуживцы,
родственники. И в один прекрасный день он объявил мне, что становится
государственным деятелем. Для этой цели он должен быть свободен во всех
отношениях, а потому устроит меня на маленьком морском курорте, сам же
вернется в центр. Я не противоречила. У меня не хватило даже духу отстоять
свои бриллианты. Валентин Сергеевич убедил меня, что хранить их при себе
опасно и что одинокая женщина всегда подозрительна для профессиональных
воров. Словом, вышло так, что я очутилась на маленьком кубанском курорте,
почти с четырех сторон окруженном морем. Я жила в большой даче с тремя
другими дамами, чьи мужья превратились в государственных деятелей. Я пишу
тут нашу дамскую историю, а потому нимало не касаюсь государственной
деятельности наших мужей. Должно быть, она протекала нормально, так как они
навещали нас еженедельно, привозя множество приятных вещей и отвечая на
наши вопросы горделивыми улыбками. Мы жили, купались и тратили деньги.
Сплетничали немножко. Кое-кто нашел себе развлеченье в политике; тогда
началось чтение газет, интрига, борьба влияний, устройство кузенов и
секретарей.
Я осталась в стороне от всего этого, утомленная страшной внутренней
пустотой и безлюдием.
Единственный человек, с кем я общалась, был старый камергер Ф.,
доживавший свой век на запущенной даче с камердинером, кухаркой и большой
ручной черепахой, знавшей свою кличку. Старик остался как-то один на пляже,
уронил палку и беспомощно искал ее по земле, шаря руками не там, где она
лежала. Большие выцветшие глаза его смотрели мимо палки, губы двигались, он
походил на слепого. Он и был им, из странного тщеславия не признаваясь себе
в меркнувшем зрении. Я вложила палку ему в руки. Спустя несколько дней мы
присели рядом на скамейку и разговорились.
Он отчетливо знал два царствования со всеми интимными подробностями.
Относился критически к тому, что пережил, был европейски образован,
галантен, тонок той тщательной тонкостью, цену которой знает лишь человек
равной культуры и которая всем остальным кажется счастливою простотой. К
моему изумленью, это был первый человек, от кого я услышала одобренье