"Мариэтта Шагинян. Приключение дамы из общества (Маленький роман)" - читать интересную книгу автора

изглоданным, непрочным. Над нами катились созвездия, усиливая шаткое
ощущение земли, неверной, как качели. И, наконец, между морем и небом пылал
огромный костер, с треском пожирая жалкие деревянные домики, походившие на
птичьи гнезда.
Безменов бросил нас на площадке, защищенной от огня и ветра, и кинулся
в поселок. Мы узнавали от пробегавших людей последовательно, в течение
остатка ночи, что он спас Черноямы рядом исключительных мер: было разрушено
несколько хижин между поселком и деревней, покинуты окраины, пущена вода на
луга из оросительных канав, отрезавшая амбары с сеном от пылавшего участка.
Но рыбацкий поселок сгорел дотла. Несколько десятков семейств потянулись с
узлами и пожитками в Черноямы.
Только на рассвете мы увидели, что наделал пожар. Береговые скалы были
покрыты черными пятнами копоти. Жалкие кучки пепла, дымившиеся, как летом
зажженный навоз, курились там и сям. Ветер нанес на берег кучу мелкой рыбы,
и она лежала сейчас на камнях, почернев от огня. Дети, бродившие среди
пепелища, ели ее.
Человеческих жертв, к счастью, не было. Несколько рыбаков ушли в море,
спасая в лодках имущество, сети и улов, и сейчас, когда стих ветер,
медленно гребли к берегу.
Безменов подъехал к нам верхом, с обвязанной головой, без фуражки.
Лицо у него почернело, глаза сверкали одушевлением, а волосы пахли горелым.
- Я подпален на огне, как курица. Но это отлично вышло, что мы
повернули сюда. Без нас они, пожалуй, не отстояли бы Черноямы.
Горбун и Куниус так и остались в селе. Замзав, давно уже поглядывавший
на часы, раздобыл мотоцикл и помчался в город, уверяя, что без него дела
придут в полный хаос. Я сидела с терпеливым красноармейцем и шофером в
автомобиле, поджидая неугомонного Безменова, когда он появился снова с
огромным караваем хлеба и печеной рыбой в газете. Дав шоферу знак
трогаться, он бросил свою добычу на переднее сиденье и сказал мне весело:
- Будем завтракать.
Но в голосе его, несмотря на веселость, была та приглушенная
матовость, что бывает у человека перед полным нервным истощеньем.
Красноармеец и я занялись хозяйством. Мы нарезали хлеб, очистили рыбу,
пахнувшую морем и пожаром, достали баночку с солью. Но есть пришлось нам
одним. Безменов не дотронулся ни до чего. Согнувшись на своем сиденье, он
закрыл глаза и сидел так, в странной позе, неудобной и неловкой, все время,
пока мы мчались по шоссе к городу. В утреннем свете лицо его казалось
мертвенным, густые полосы копоти заострили и изменили его. Вдруг он мотнул
головой и застонал.
- Да вы ранены?
Мы сняли с него повязку и увидели несколько ожогов, доходивших до
макушки. Он уверял, что все это сущие пустяки. По воспаленным глазам и
губам я видела, однако, что у него лихорадка и он страдает. Когда
автомобиль, замедлив, пересекал антрацитовое ложе, он внезапно оживился и
повернул голову. За нами, в утреннем свете, лежали мрачные, сонные
Черноямы, а еще дальше, у серой ленты моря, торча обугленными клыками, в
пыли и копоти, дымилось рыбачье пепелище.
- Так бы и сжечь все это до основанья, - сказал он весело, - все
сжечь, как становье дикарей. Поглядите на эту жилу. Через десяток-другой
лет здесь антрацит воздвигнет города, фабрики, гавани. И мы с вами вместо