"Мариэтта Шагинян. Своя судьба (Роман)" - читать интересную книгу автора

пускай Дуня подает, что готово.
- Ма, я позвоню. - И Марья Карловна позвонила.
- Не люблю я звонков, - словоохотливо продолжала добрая дама, - раз
звони, другой звони, и прислуга взад-вперед бегает. А сама пойдешь - и за
всем усмотришь. Дуня, собери барину покушать, да супу подан, и пусть повар
санаторскую утку отпустит.
- Ради бога, не беспокойтесь, - начал было я.
- Какое это беспокойство, молодой человек, что вы! У нас ужин поздний,
когда Карл Францевич освобождается. Да вы до тех пор чаю не откушаете ли? А
то пока соберут да накроют...
- Ма, ведь он не умирает с голоду! - полушутливо перебила девушка.
Бедная Варвара Ильинишна покосилась на меня с замешательством и
уронила чайную ложку. Я нагнулся ее поднять.
- Гостья будет, ложка упала. А ты, Маро, матери не дерзи.
Я воспользовался наступившим молчанием и попросил разрешения умыть с
дороги руки. Тут опять поднялись аханья; и следовало об этом раньше
догадаться, и три дня пути, и "ах, что ж это у меня за голова" в изобилии
полилось из уст доброй дамы. На сцену снова вызвана была Дунька, по-горски
повязанная платочком, и я был водворен в великолепную мраморную умывальную,
с ванной и душем.
Уже в девятом часу я принялся наконец за горячий суп с пирожками.
Доктора все еще не было. Маро пододвинула для него кресло (рядом с матерью)
и сама накрыла ему прибор. А потом, усевшись на борт этого лодкообразного
кресла и скрестив по-мальчишески ноги, стала набивать папиросы.
- Маро, сядь как следует, - сказала мать больше по привычке и с
безнадежным видом существа, которое не верит в свои силы. Марья Карловна
встала, поцеловала мать и... села как следует. Я удивился этому не менее
самой Варвары Ильинишны. В дочери доктора Фёрстера было что-то, не совсем
для меня приятное: что-то, похожее на внутреннюю занятость. Она слушала
вас, и говорила с вами, и проделывала все, что полагалось проделать, - но в
то же время вы не чувствовали полного ее присутствия именно здесь, с вами.
Рот и глаза были у нее фёрстеровские, - прелестный рот, сейчас сжатый с
болезненным и нетерпеливым видом. У меня дрогнуло сердце, когда я впервые
заметил это горькое выражение. Думал, что приезд мой прервал, быть может,
какое-нибудь ее занятие или намерение, я попросил позволения тотчас же
после еды пройти в свою комнату. Марья Карловна, словно очнувшись, быстро
вскинула на меня глаза, - впервые внимательно за весь вечер, - улыбнулась
(улыбка ее была детская и задабривающая) и сказала:
- Погодите, вы привыкнете. Вам Дуня уже накрыла у па в кабинете, там
горит электричество. Проводить вас?
Я поблагодарил Варвару Ильинишну за ужин и поцеловал ей руку, чем
доставил ей неописуемое удовольствие. А потом пошел вслед за Маро. Она шла
легко, проводя правой рукой по всем предметам, попадавшимся ей по дороге, а
если их не было, то по стенам и по воздуху. В кабинете она остановилась, и
правая эта рука - узкая, розовая, с ладонью, чувствительной, как у мимозы,
- взяла меня за пуговицу тужурки.
- Не сердитесь на меня и спите себе спокойно!
- Да за что же? - спросил я, улыбаясь.
- За то, что не обратила на вас внимания, - лукаво сказала она и,
прежде чем я мог ответить, выскользнула из комнаты.