"Мариэтта Шагинян. Своя судьба (Роман)" - читать интересную книгу автора

глядя прямо перед собою и скрестив топкие пальцы на коленях. - Он сказал бы
"нельзя"!
- Нельзя? - переспросил Ястребцов, поднимая брови и улыбаясь так, что
все лицевые кости запрыгали и застучали у него под кожей.
- Да. Мой отец находит, что истинная судьба человека - в обществе.
Пока мы не выдергиваем ее из судьбы народа, не выдумываем небывальщины, мы
живем по-настоящему, а чуть начнем сочинять, она переходит из наших рук...
в чужие руки.
- Вот как! Почему же он не скажет просто: в бесовские руки?
- Потому что он не верит в беса.
- Фёрстер не верит в беса! - расхохотался Ястребцов почти радостно и,
во всяком случае, возбужденно. - Не верит в беса! Я считал его более... гм,
более искушенным человеком.
- Да, он не верит в беса, - продолжала Маро спокойно, все еще не
поднимая глаз, - он, например, называет иногда злом психическую энергию
человека, действующую в отрыве от его сознания, характера, убеждения.
Знаете, когда говорят: прорвало человека, сам себя не помнил, бес
попутал... Вот против такого беса он борется в человеке.
- Весьма любопытная теорийка. Но я лично думаю, что отказ от своей
настоящей судьбы - значит забвение и потеря. Не бродим ли мы в жизни,
стремясь отыскать ее? Не для того ли посланы мы в мир масок, чтобы назвать
их масками и найти под ними родное лицо? Отказываться от встречи, от
обладания им - какой соблазн, какая ошибка!
Он говорил это проникновенным голосом, даже с грустью и задушевностью.
Острый нос его свис к подбородку, и нижняя губа опять сиротливо выпятилась,
как тогда, в коляске. Наступило минутное молчание, в продолжение которого,
мне кажется, каждый из нас думал о самом себе. Вдруг Ястребцов поднял
голову и сказал совсем другим голосом, неприятно-скрипучим и тихим:
- А вот идет маска, под которой, должно быть, и вовсе нет лица. Бедная
маска, вдобавок она беременна.
Я увидел молодую женщину, осторожно, маленькими шажками спускавшуюся
по тропинке. Русая голова ее была повязана чистым белым платочком. Лицо
было некрасиво и вытянуто книзу, как у лисицы; маленькие глаза, близко
посаженные друг к другу, смотрели на нас исподлобья, с тупым и печальным
недоброжелательством. И все-таки в ее движениях и в ней самой было много
тихой грации. Она походила на обеспокоенное робкое животное, которое не
смеет злиться, а только боится. Осторожно неся свой живот и ставя ноги, где
посуше, молодая женщина дошла до родничка, остановилась, переводя дыхание,
поставила на землю голубой чайничек и спустила платок с головы.
Великолепные русые косы сверкнули на солнце.
- Какие чудные волосы! - невольно вырвалось у меня.
- Вот вам судьба юноши в темно-красном кафтане, - глухо сказала Марья
Карловна, повернувшись к Ястребцову и глядя на него широкими глазами. - Это
жена техника.
Я внимательно поглядел на женщину. Руки у нее были пухлые и белые, с
короткими, обкусанными ноготками. Повязав голову, она взяла чайник,
нагнулась и, подобрав широкую юбку между ногами, принялась набирать воду.
Ей было трудно, лицо ее налилось кровью, живот ходил из стороны в сторону.
- Это ровно ничего не доказывает, - раздался скрипучий шепот
Ястребцова. - И почему бы ей, кстати, не умереть, раз она ведет себя так