"Георгий Шах. Берегись, Наварра! (Авт.сб. "И деревья, как всадники...")" - читать интересную книгу автора

Все замерли в ожидании ответа, и каждый напряженно соображал, каким он
должен был бы быть. Ольсен на экране молчал. А сам он, воспользовавшись
паузой, пробормотал нечто вроде: "Окажись вы на моем месте..."
Генрих (глядя на своего собеседника испытующе, с иронической усмешкой).
Смелее, надо ли стыдиться столь богоугодных побуждений. Хотя вы, должно
быть, не верите в бога...
Это прозвучало полуутверждением-полувопросом.
Ольсен (дипломатично). Мы не испытываем необходимости объяснять
что-либо действием потусторонних сил.
Генрих (кивая в знак согласия). Я тоже. Поэтому мне не составило
большого труда сходить к обедне, там у вас (помахал рукой, указывая
куда-то в небо) знают этот эпизод?
Ольсен. Еще бы! Ваша фраза "Париж стоит мессы" стала крылатой.
Генрих. В каком смысле?
Ольсен. Как вам сказать... Ее употребляют, когда речь идет о циничном
выборе. Ради большого куша стоит покривить душой или отречься от
принципов... Приблизительно так.
Генрих (недовольным тоном). Вот уж ерунда! Как раз в душе я ни от чего
не отрекся. Принятие католичества было взвешенным политическим шагом.
Нельзя ведь в самом деле, придерживаясь иной веры, успешно управлять
страной, где преобладают паписты. Монарх обязан держать своих подданных в
страхе, может попирать их, как взбредет в голову, но он не имеет права не
разделять их предрассудков. И потом, как вы знаете из хроник, Нантским
эдиктом я даровал французам гражданский мир и избавил их от религиозных
распрей. Разве ради одного этого не стоило отслужить обедню?
Ольсен (явно стремясь успокоить короля). Вы правы, сир, здесь был
просто тактический расчет. Каждый на вашем месте поступил бы так же.
Генрих. Вернемся, однако, к нашим баранам. Вы не ответили на мой
вопрос.
Ольсен (говорит четко и уверенно). Увы, ваше величество, не буду
лукавить, передо мной не ставилась задача подать вам спасительный знак.
Отнюдь не потому, что людям моей эпохи недостает человеколюбия. Просто мы
не имеем права на милосердие. Подумайте сами, что случится, если
путешественники во Времени начнут вмешиваться в ход событий, пытаясь
исправить историю или на худой конец придать ей-более пристойный вид.
Такое вмешательство могло бы привести к катастрофическим результатам.
Генрих (явно не понимая, но не желая признаться). Вот как?
Ольсен. Представим для наглядности, что кому-то пришло в голову
предупредить столь почитаемого вами Цезаря о готовящемся против него
заговоре...
Генрих (сухо). Не вижу ничего дурного, если б сей великий полководец
прожил еще с десяток лет.
Ольсен (невозмутимо). Я выбрал неудачный пример. Ну а если какой-нибудь
сердобольный пришелец из будущего решил бы остеречь ваших
предшественников, сир, сообщив Карлу IX и Генриху III, что первого
собираются отравить, а второго зарезать?
Генрих. Да, я улавливаю, это помешало бы осуществиться воле божьей.
Ольсен. У нас принято называть то, о чем вы говорите, естественным
течением истории. Добавлю, что у меня есть и достаточно веская личная
причина воздерживаться от всякого вмешательства в ваши дела. Согласно