"Варлам Шаламов. Переписка с Солженицыным А.И." - читать интересную книгу автора

О сифилисе от бычков. Никто в лагере не заразился таким путем. Умирали
в лагере не от этого.
Бранящиеся старики - парашники, валенок, летящий в столб. Ноги Шухова в
одном рукаве телогрейки - все это великолепно.
Большой разницы в вылизывании мисок и в отирании дна коркой хлеба нет.
Разница только подчеркивает, что там, где живет Шухов, еще нет голода, еще
можно жить.
Шепот! "Продстол передернули" и "у кого-то вечером отрежут".
Взятки - очень все верно.
Валенки! У нас валенок не было. Были бурки из старой ветоши - брюк и
телогреек десятого срока. Первые валенки я надел уже став фельдшером, через
десять лет лагерной жизни. А бурки носил не в сушилку, а на починку. На дне,
на подошве наращивают заплаты.
Термометр! Все это прекрасно!
В повести очень выражена и проклятая лагерная черта: стремление иметь
помощников, "шестерок". Работу по уборке в конце концов делают те же
работяги после тяжелой работы в забое подчас до утра. Обслуга человека - над
человеком. Это ведь и не только для лагеря характерно.
В Вашей повести очень не хватает начальника (большого начальника,
вплоть до начальника приисковых управлений), торгующего среди заключенных
махоркой через дневального-заключенного по пять рублей папироса. Не стакан,
не пачка, а папироса. Пачка махорки у такого начальника стоила от ста до
пятисот рублей.
- Дверь притягивай!
Описание завтрака, супчика, опытного, ястребиного арестантского глаза -
все это верно, важно. Только рыбу едят с костями - это закон. Этот черпак,
который дороже всей жизни прошлой, настоящей и будущей - все это выстрадано,
пережито и выражено энергично и точно.
Горячая баланда! Десять минут жизни заключенного за едой. Хлеб едят
отдельно, чтобы продлить удовольствие еды. Это - всеобщий гипнотический
закон.
В 1945 году приехали репатрианты сменить нас на прииск Северного
управления на Колыме. Удивлялись: "Почему ваши в столовой съедают суп и
кашу, а хлеб берут с собой. Не лучше ли..." Я отвечал: "Не пройдет и двух
недель, как вы это поймете и станете делать точно так же". Так и случилось.
Полежать в больнице, даже умереть на чистой постели, а не в бараке, не
в забое, под сапогами бригадиров, конвоиров и нарядчиков - мечта всякого
заключенного. Вся сцена в санчасти очень хороша. Конечно, санчасть видела
более страшные вещи (например, стук о железный таз ногтей с отмороженных
пальцев работяг, которые срывает врач щипцами и бросает в таз) и т. д.
Минута перед разводом - очень хороша.
Холмик сахару. У нас сахар никогда не выдавался на руки, всегда в чаю.
Вообще, весь Шухов в каждой сцене очень хорош, очень правдив.
Цезарь Маркович - вот это и есть герой некрасовской "Киры Георгиевны".
Такой Цезарь Маркович вернется на волю и скажет, что в лагере можно изучать
иностранные языки и вексельное право.
"Шмон" утренний и вечерний - великолепен.
Вся Ваша повесть - это та долгожданная правда, без которой не может
литература наша двигаться вперед. Все, кто умолчат об этом, исказят правду
эту - подлецы.