"Меир Шалев. Несколько дней " - читать интересную книгу автора

попыталась освободиться, прилагая при этом нечеловеческие усилия, пока
вконец не ослабла.
- Я не могу! - застонала она. - Я не могу...
Боль в раздробленном бедре полыхнула с новой силой, и повозка
опустилась на прежнее место.
Некоторые из переживших подобные моменты утверждают, будто ход времени
при этом как бы замедляется, другие уверяют, что время несется с удвоенной
скоростью, третьи же рассказывают, как оно разбивается на мириады осколков,
которые никогда не соединить воедино.
Но в тот дождливый день у перевернутой повозки в вади ход времени не
соответствовал ни одному из вышеперечисленных описаний. Оно не замедлялось и
не торопилось, а текло, как обычно, по своему невидимому руслу, огромное и
невозмутимое.
Дождь сменился мелким градом, рябь на воде усилилась, а небо потемнело
еще больше. Тем временем отчаянное ржание мула и запах животного страха,
исходивший от него, приманили нескольких шакалов, которых были не в силах
отпугнуть ни крики Моше, ни комья грязи, которыми он их закидывал. Один из
них, осмелев, подобрался поближе и вцепился зубами меж задних ног мула.
Рабинович ухитрился выломать длинный деревянный шест из боковой стенки
повозки и, размахнувшись изо всех сил, опустил его на спину шакала,
переломив тому хребет. Остальные, испугавшись, отступили, но вскоре
убедились, что человек не в состоянии подняться с места. Подталкиваемые
голодом, обострившим к тому же их сообразительность, шакалы подобрались к
мулу с головы, которая находилась на безопасном расстоянии от шеста Моше, и
атаковали, жадно вгрызаясь в мягкую плоть носа и губ бедняги.
- Помелы не тонут, - вдруг сказала Тоня.
- Что? - испугался Моше.
- Грейпфруты тонут, а помелы - нет, - объяснила Тоня.
- Скоро придет подмога, держи голову над водой, Тонечка, и не
разговаривай.
Дождь усилился, подняв уровень воды в вади еще выше, и грейпфруты
желтели со дна маленькими тусклыми лунами. Тоне, лежавшей под дальним краем
повозки, было все труднее удерживать голову над поверхностью воды. Моше,
просунув край шеста под Тонин затылок, попытался помочь ей, но безуспешно.
Его лысина покрылась холодной испариной ужаса. Вода неумолимо прибывала.
Видя, как дрожат от напряжения мышцы на шее обессилевшей жены, он отчетливо
осознал, что неизбежно произойдет вскоре.
Голова ее на миг скрылась под водой и тотчас вынырнула, подстегиваемая
паническим страхом.
- Моше! - послышался по-детски тонкий голос. - Моше, милый, дер
цап![26] Коса в шкатулке...
- Где, - закричал Моше, - где коса?
Поверхность воды вспучилась, голова Тони исчезла, затем вынырнула, и на
этот раз голос был вновь голосом Тони.
- Это мой конец, Моше.
Рабинович рывком отвернулся, сжал челюсти и крепко зажмурился, пока не
иссяк поток пузырьков, поднимавшихся из Тониного рта.
Сгустились серо-желтые сумерки, и шум дождя затмил в памяти страшные
звуки смерти. Моше вновь повернул голову и заставил себя посмотреть сквозь
наступившую темноту на то место, где скрылась под водой голова жены. Дикий