"Меир Шалев. Несколько дней " - читать интересную книгу автораЗейде, он сразу понимает, что произошла какая-то ошибка, и убирается
восвояси. Так как у меня не оставалось другого выбора, я поверил в то, что мое имя убережет меня от смерти, и рос, не ведая страха. Я был избавлен даже от самых первобытных ужасов, затаившихся в каждом детском сердце. Без опаски я протягивал руку к змеям, гнездившимся недалеко от курятника, и те, с любопытством следя за мной, не причиняли никакого вреда. Не раз я взбирался на крышу хлева и, зажмурив глаза, бежал вдоль по крутому излому черепиц. Набравшись смелости, я приближался к деревенским собакам, вечно сидевшим на цепи и поэтому жаждавшим крови и мести, но они лишь приветливо махали хвостами и лизали мои руки. Однажды, будучи уже восьмилетним "дедушкой", я был атакован парой воронов, когда подкрался слишком близко к их гнезду. Страшный черный удар обрушился мне на макушку, голова моя закружилась, хватка ослабла, и, цепенея от наслаждения, я полетел вниз. Мое приземление было смягчено упругими объятиями плюща, рыхлой землей, опавшей листвой и суеверием моей матери. Я поднялся, побежал домой, и она замазала мои царапины йодом. - Ангел Смерти - большой педант. У него есть химический карандаш и записная книжка, в которой он всему ведет учет, - смеялась она каждый раз, когда я ухитрялся уцелеть от очередной опасности. - А на Ангела Фон Шлафф[4] невозможно положиться. Он никогда ничего не записывает и не помнит. Иногда он приходит к человеку, а иногда сам проспит и забудет... С детства Ангел Смерти проносился мимо меня, оставаясь незримым, однажды, осенью сорок девятого года, за считанные месяцы до смерти мамы, я все-таки встретился с ним с глазу на глаз. Мне было тогда десять лет. Огромная кобыла Папиша-Деревенского была, что называется, "на выданье", а наш жеребец учуял это и совершенно взбесился в стойле. Конь был каурой масти и обычно мягкого нрава. Моше Рабинович, который все и всегда делал "как следует", не роднился особо со своей домашней скотиной, но этого коня нередко баловал, трепал по холке и угощал сахаром. Однажды я застал Рабиновича за тем, что он заплетал коню хвост в толстую косу, вплетая в нее голубые ленты. Несмотря на бесчисленные советы кастрировать коня, Моше наотрез отказывался. - Это жестоко, - объяснял он. - Издевательство над животным. Иногда конь напрягал свой огромный детородный орган и принимался хлопать им себя по животу. Это продолжалось часами, со все возрастающей отчаянной настойчивостью. - Бедняга, - жалел коня Глоберман, торговец скотом. - Яйца ему оставили, кобылу не дают, рук у него нет, что же ему, бедолаге, делать? В ту ночь наш конь перемахнул через ограду и соединился со своей возлюбленной. А наутро Рабинович вручил мне уздечку и послал к Папишу за конем. - Смотри ему прямо в глаза, - наставлял меня Рабинович, - и повторяй: иди-иди-иди... А если он задумает выкидывать фокусы, не связывайся с ним, слышишь, Зейде? Сейчас же оставь его и беги за мной! В утреннем воздухе раздавалось нетерпеливое мычание голодных телят, |
|
|