"Меир Шалев. Голубь и Мальчик" - читать интересную книгу автора

братом Лиоры. Когда ее американские родичи приезжают в гости в полном
составе, они живут в "Царе Давиде", но Иммануэль скуповат и, приезжая в
одиночку, останавливается в одной из этих гостиниц, у въезда в город.
Старая тропа тянулась тогда вдоль подъема вади, память тех дней, когда
феллахи, коробейники и ослы проходили тут от низины Малхи к пещерам Лифты,
на выходе из города, и дальше, к холмам Дир-Ясина. Биньямин по своей
привычке скакал и прыгал среди камней, а я шагал медленно, не отрывая глаз
от маминых пяток, нос мой наслаждался запахом пыли, а уши - хрустом высохших
за лето листьев и стеблей.
Рядом с большим автобусным парком компании "А-Мекашер" был в те дни
заброшенный фруктовый сад: пара гранатовых и инжирных деревьев и несколько
кустов винограда, а вокруг них - заросли сабр. Гранаты еще не созрели, сабры
уже погнили, остатки винограда превратились в изюм, но на инжире сохранились
плоды. Мама любила инжир. Она объясняла нам, что инжир - почему-то с
ударением на первое "и" - не "собирают", а "срывают". Мы срывали и ели, и
какой-то человек, который брел мимо нас, чуть не падая в обморок от жары,
поста и собственной праведности, крикнул нам: "Как вам не стыдно есть
инжир?! Сегодня Йом-Кипур!"
Биньямин, которому присутствие матери и сладость инжира придали
храбрость, крикнул ему в ответ: "Дос
Мама сказала:
- Прекрати, Биньямин. Не нужно ему вообще отвечать.
Человек побрел дальше, продолжая бормотать проклятья в наш адрес, а мы
поднялись к стоянке автобусного гаража, пересекли грунтовую дорогу и вышли
на участок, где стояли старые автобусы в ожидании, пока их купят или пустят
на слом. Мама села на один из валунов и стала рассеянно перебрасывать из
руки в руку три маленьких камешка. Я, по своему обыкновению, высматривал
скорпионов и жуков, Биньямин скакал с камня на камень и, не глядя,
перепрыгивал то вправо, то влево, назад и вперед, точно у него глаза были в
пятках.
И вдруг мама, удивительно ловко подбросив и поймав все три камешка
сразу, решительно поднялась со своего валуна и без всякого знака или
предупреждения резко и сильно швырнула их - раз! два! три! - в один из
автобусов.
Тишина разбилась на тысячу звенящих осколков. Биньямин, рядом с ней, и
я, стоя чуть поодаль, посмотрели на нее опасливо и удивленно. А она
наклонилась, подняла два камня побольше, а потом еще два и вдребезги
разнесла еще два автобусных окна.
- Что ты делаешь, Ра-ай-я? - сказал брат, подражая Папавашу.
- Попробуйте и вы, - предложила мама. - Это очень приятно.
- Как вам не стыдно портить автобусы?! Сегодня Йом-Кипур! - сказал
Биньямин, но я нагнулся, как ты, подобрал два камня и бросил тоже.
- Это ж надо уметь - промахнуться по автобусу с трех метров, -
презрительно сказал Биньямин.
Мама расхохоталась, а я, обиженный и злой, поднял с земли камень,
величиной с буханку хлеба, подошел спереди к одному из автобусов и, подняв
камень над головой, швырнул его прямо в смотровое стекло. Толстое стекло
треснуло, но не разбилось, а я, охваченный яростью и ликованием, повернулся
в поисках камня побольше.
- Подожди, Яир, - сказала мама. - Я покажу тебе, как это сделать.