"Валерий Шамшурин. Каленая соль (Приключенческая повесть)" - читать интересную книгу автора

Мучившая его душевная смута словно бы отступила.
Кузьма, облегченно вздохнув, положил ложку на стол.
- А кашу? - обеспокоенно спросила от печи Татьяна.
- Погодя.
Татьяна не прекословила, свыклась с норовом Кузьмы: уж как затуманится -
не мешай, не встревай с разговорами, все одно молчать будет. Кузьма
подошел к ней, ласково прижал к себе. Перед глазами, как утренняя росинка,
блеснул бирюзовый камешек сережки. "Слава богу, переломила горе, душа
страдальческая, серьги вздела".
- А Нефедка-то спит? - спросил он и шагнул к печи, встал на приступку. На
лохматой овчине, постланной на горячие кирпичи, сладко посапывал
разомлевший одиннадцатилетний сын.
- Припозднился он, книгу чел, - сказала Татьяна.
- Дается ему грамота али нет?
- Бойко чтет. Спасибо Савве-протопопу, наловчил нашего чадушку.
- Ну и тоже! Хлипкий вот больно.
- Откуда ж тучности взяться? В голодные годы вскармливала.
- Авось не во вред окажутся ему годы те, - раздумчиво сказал Кузьма и
вновь вспомнил об отце: "Навещу, иначе покоя не будет..."
Но не пришлось Кузьме на сей раз повидать отца. Уже на другой день на
пороге появился пристав Яшка Баженов. Сбив об колено снег с шапки,
торопливо сообщил:
- Алябьев на воров опять рать сряжает. Берет токмо стрелецкие и дворянские
сотни да шереметевских удальцов. Посадских немного: в ратном деле
бестолковы, одна с ними морока. А тебя приметил: пригодный, мол, человек,
надежный. Просил пожаловать, не мешкай.



Глава вторая



Год 1608-1609. Зима


(Владимир. Троицкий монастырь. Тушино)


1


В древнем Владимире отзвонили к заутрене. Промаявшись ночь в бессоннице,
Михаил Вельяминов стоял на коленях перед божницей и усердно крестился,
будто замаливал не только прошлые, но и будущие грехи. Бородавчатые
дряблые щеки его подрагивали, серая реденькая кудель бороды растрепана, в
безресничных глазках - неодолимая тоска.
Поставленный тушинцами во Владимир воеводой, он трусил. Ночью ему чудились
шорохи за дверьми, тяжелый топот, лязг бердышей, чей-то горячечный смутный
шепот. Всю ночь горели свечи в двух больших медных шандалах, и метания