"Валерий Шамшурин. Каленая соль (Приключенческая повесть)" - читать интересную книгу автора

цепь, перешагнул через упавшего и оказался лицом к лицу с другим
стражником с горящим факелом в руках. От неожиданности стражник попятился,
тыча в Фотинку огнем. Детина, не дав ему опомниться, страшным ударом сбил
и его с ног. Пыхнул и погас факел, накрытый обмякшим телом.
- Огарий, тута ты? - громким шепотом спросил Фотинка, испугавшись своих
подвигов и подслеповато озираясь в полумраке.
- Тута, - бодренько отозвался Огарий и мышью прошмыгнул мимо Фотинки.-
Ступай за мною.
Сторожась, он чуть приоткрыл хлябкую входную дверь. На дворе было пусто.
Крупными хлопьями валил снег.
Беглецы в обход заторопились к воротам, прижимаясь к острожной стене.
Несмотря на то что Фотинка натягивал цепь, она предательски погромыхивала
и не давала ускорить шаг.
- Не пропадем! - угрюмо приговаривал он, когда Огарий обертывался.
- Еще бы пропали! - усмехался повеселевший бродяжка.
Миновав ворота, они огляделись. По улице в открытую пройти было никак
нельзя, да и стража скоро поднимет тревогу - надобно как-то изловчиться.
Вдруг Огарий приметил впереди у крытого с резными боковинами крыльца двух
лошаденок, впряженных в легкие санки с расписной спинкой-козырем, кивнул
Фотинке на них.
Тихо подобрались к санкам, и только Огарий успел отвязать прикрученные к
столбу вожжи, как хлопнула дверь, на крыльцо опарой выплыла толстая,
расплывшаяся туша - старший Хоненов.
- Пошли, соколы! - свирепо закричал Огарий, резко дергая вожжи.
Настоявшиеся лошади разом рванули с места.
- Держи! - задохнулся от изумления и гнева Семен, неловко срыгивая с
крыльца и падая. За ним выскочили еще два брата, побежали вдогон,
завертели длинными рукавами охабней, слезно запричитали:
- Ох, держи татей!.. Ох, поруха!.. Ох, помоги-и-итя!..
Но, к счастью для беглецов, на всей улице не было ни души. Резвые
лошаденки мчались по скату, неостановимо неслись под уклон, птицами
взлетали на пригорки. Огарий гнал и гнал их. Грязная серая пена с потных
лошадиных боков шлепала ему по лицу, залепляла глаза, а он, смахивая ее,
только смеялся.
Остановились далеко за городом, въехав в березовую рощицу. На запаленных
лошаденок страшно было смотреть, и Огарий распряг их. Когда он снова
подошел к саням, то услышал сдавленные рыдания Фотинки: спрятав лицо в
ладони, детина пытался сдержать судороги и не мог. Ничего не спрашивая,
Огарий стал поглаживать его своей маленькой, будто беличья лапка, ладонью
по разлохмаченным и сыпучим русым- волосам. Почувствовав, что Фотинке
легчает, ласково сказал:
- Не убивайся, милай, греха нет на твоей душе! Не людей ты порешил -
ворогов своих, злыдней наших. А каково бы они тя? Обаче мы с тобой,
глянь-ка, средь березок очутилися, небушко сине, снег мочеными яблоками
пахнет. Волюшка - наш дом. Волюшка! Слаще ее ничего нету.
- Куды дальше-то?
- Куды! За кудыкины горы. Чай, тятьку-то еще не сыскал?! Вот в Тушино и
припожалуем, в самое воровское пекло. Тут уж за мя держися, не след нам,
отчаянным ребятам, сызнова на рогатки напарыватися... Аль раздумал?
- Нет, не убоюся,- отерев грязным рукавом лицо, протяжливо сказал Фотинка.