"Виталий Шенталинский. Свой среди своих (Савинков на Лубянке) " - читать интересную книгу автора

разговоры" - не столько для того, чтобы сделать приятное, сколько от
собственной гордости: вот, мол, какое у нас событие! Какая птичка залетела!
- А что, у вас пытают? - не выдерживает Александр Аркадьевич.
Сопровождающий чекист смеется:
- Невероятно, что вы в 1924 году можете этому верить... Да, в первые
годы был террор. Да, тогда изредка встречались садисты. Но они уже давно
расстреляны все...
Для Савинкова даже устраивают вернисаж: показывают картины его младшего
брата Виктора, художника, эмигранта, живущего теперь в Праге. Объясняют:
- Мы нашли эти картины при обыске. Они подписаны таким именем, что
пришлось перенести их сюда...
На этом торжественная часть кончается. Начинаются тюремные будни.


Номер пятьдесят пятый

Любовь Ефимовну отделяют от остальных, уводят.
Обыск. Женщина с суровым лицом монотонно приказывает:
- Снимите шляпу... Снимите платье... Снимите кольца...
- И обручальное?
- Да.
Обыск уже был, в Минске. Но тогда его проводила девушка, казалось,
очень смущенная своей миссией. Чтобы снять неловкость, Любовь Ефимовна
что-то рассказывала ей о Париже и предложила в подарок маленькое ожерелье.
Та отказалась, мягко, но категорически. Впрочем, дело свое она знала -
двенадцать долларов, зашитых в складке платья, не остались незамеченными.
А эта запускает руку в волосы. Забирает вещи. Оставляет туфли, шелковые
чулки и ночную рубашку, приняв ее, видно, за платье.
И молодая парижанка, в ночной рубашке и сползающих чулках (подвязки
отобрали), идет дальше по коридору, за надзирателем, в камеру " 55.
Щелкает замок. Заперта.
А совсем рядом, может быть, в нескольких шагах, в камеру " 60 вводят
Савинкова, который с этой минуты становится главным узником, гордостью
Лубянки.

Любовь Ефимовна меряет шагами камеру. Довольно большая и высокая, но
очень темная комната. На окне изнутри - решетка, а снаружи - спереди и с
обеих сторон - железный щит. Свет проникает только сверху.
Койка из досок с соломенным тюфяком. Стол. Пол паркетный.
Каждую минуту открывается "иуда" - глазок, и в него вставляются глаза
надзирателя.
Как ни странно, она спокойна. Она уверена: пощады не будет.
Кто прежде обитал здесь, до нее? Вспоминаются статьи о зверствах
чекистов, которые она переводила в Париже. Очень хочется спать...
Электричество горит всю ночь, мешает заснуть. Она зовет надзирателя,
просит выключить - в ответ только удивленный взгляд. Вдруг шум - в углу
начинают скрестись мыши, а она их не выносит. В стену летит туфля -
безрезультатно, мышиная возня не утихает. Хочется плакать...
Так проходит первый ее день в тюрьме. И еще один. И следующий.
Распорядок отшлифован до мелочей. Утром будят и вручают метлу - мети