"Виталий Шенталинский. Свой среди своих (Савинков на Лубянке) " - читать интересную книгу автора

- Они имеют вид честных и фанатически убежденных людей. И ведь каждый
из них не раз рисковал своей жизнью... Пилляр... он из помещичьей семьи, и у
него два брата убиты красными в начале террора.[11] Когда поляки взяли его в
плен во время польской войны, он выстрелил себе в сердце и не умер только
случайно... Пузицкий... он бывший офицер. В Октябре он встал на сторону
коммунистов и сражался вместе с ними на баррикадах... Гудин... он сын врача
и с шестнадцати лет в боях, - сначала в Москве, потом против Деникина и
Врангеля... В таком же роде и остальные... Они плохо одеты, жалованье
получают маленькое и работают по двенадцать часов в сутки. Вместо отдыха, в
воскресенье, они уезжают в деревню для пропаганды. А эмиграция представляет
их себе как злодеев, купающихся в золоте и крови, как уголовных
преступников!..
Начальники? Жизнь Дзержинского и Менжинского достаточно известна. Они
старые революционеры и при царе были в каторге, в тюрьме, в ссылке. Я их
видел вчера. Менжинского я знаю по Петрограду. Мы вместе учились в
университете. Он умный человек. Что же касается Дзержинского, он сделал на
меня впечатление большой силы..."

Поразительно, что Савинков успел уже столько узнать о чекистах! Откуда?
Стало быть, встречались не раз и беседовали "по душам"... И они ему
нравятся! Да и он им, судя по всему, чем-то импонирует. Чем? Бесстрашием?
Умом? Размахом? Что их сближает? Не в том ли дело, что и он, и они, если
задуматься, - при всех различиях - люди одной породы? И он, и они -
революционеры, и он, и они - террористы, причем террористы талантливые, по
призванию, и профессиональные, то есть умеющие и привыкшие убивать,
жертвовать и своей, и чужой жизнью, относящиеся к человеку как к материалу -
потребному для осуществления умозрительных идей. Хотя и сражались под
разными флагами! Профессия подбирает людей - в ЧК - ОГПУ попадали, в
основном, одержимые жаждой тайной власти и неразборчивые в средствах.
В письме из тюрьмы к своему парижскому знакомому, доктору Пасманику,
Савинков признается: "Вы знаете, я видел всех "вождей" и всех "великих
людей". Ну, так я Вам прямо скажу, а Вы думайте, что хотите. Если бы мне
пришлось выбирать между бормотальщиками слева и справа и теми людьми,
которых я встретил здесь, то есть чекистами... то я бы выбрал чекистов. Я
думал встретить палачей и уголовных преступников (опять эмигрантская
психология), а встретил убежденных и честных революционеров, тех, к которым
я привык с моих юных лет..."
И чекисты чуяли в нем своего. Один из большевистских вожаков - Григорий
Зиновьев - напишет позднее: "Между судьями и подсудимым разыгралась притча о
блудном сыне... Не оттого ли, что его революционной душе всегда были ближе
эти враги?.. Вот почему, может быть, никогда не был так искренен этот
авантюрист, ненавидевший лучшей, революционной частью своей души своих
давальцев и союзников, как здесь, перед этим народным судом. "Военнопленный"
оказался, в сущности, взятым в плен своими от чужих. Тюрьма оказалась
освобождением..."
Те, с кем имел дело Савинков, еще не чиновные автоматы карательных
органов, которые придут им на смену при сталинском режиме, - это еще
романтики и фанатики революции, социальные идеалисты и утописты, увлеченные
замыслом переделать весь мир и самого человека, - а не таков ли и их узник?