"Виталий Шенталинский. Свой среди своих (Савинков на Лубянке) " - читать интересную книгу автора

своей малютке дочке: "Папа, по-па бам! бам!.." И он же, этот конвоир, принес
откуда-то бутерброды и виноград и щедро одарил ими своего подконвойного!
Вот заходит Пузицкий, напряженный, приподнятый, - проверить состояние
подопечного...
А тому уже все - все равно, так он устал...

Любовь Ефимовна мучительно ждет.
"Где-то, вероятно, в соседнем доме хрипит граммофон, и каждую минуту
приоткрывается "глазок". Чтобы не думать, я считаю до тысячи. Кончив, я
начинаю сначала.
Я единственный близкий Борису Викторовичу человек, который знает, что
его ожидает сегодня. Все остальные узнают "после". Даже и Александр
Аркадьевич. А ведь Александр Аркадьевич здесь, в двух шагах, в той же
тюрьме...
Смена. Значит, 10 часов. Я снова считаю до тысячи и снова начинаю
сначала, и опять сначала...
Тихо. Умолкли все звуки. Который же теперь час?.. Замок давит меня.
Если бы я была на свободе... Если бы я была на свободе, я все равно была бы
бессильна... Но, по крайней мере, не было бы одиночества... Наверное, очень
поздно. А если после приговора Бориса Викторовича повели прямо на место
казни?.. Я не в силах больше считать...
В коридоре многочисленные шаги. Борис Викторович входит в камеру. С ним
надзиратель.
- Вы не спите? Уже третий час...
Я молчу.
- Какая вы бледная!.. Конечно, расстрел. Но суд ходатайствует о
смягчении наказания.
Надзиратель приносит горячего чаю.
- Суд совещался четыре часа. Я был уверен, что меня расстреляют сегодня
ночью".

На следующий день снова заседал Президиум ЦИК под председательством
Калинина. И вынес решение с такой многословной, но исчерпывающей
формулировкой: "...признавая, что после полного отказа Савинкова,
констатированного судом, от какой бы то ни было борьбы с Советской властью и
после его заявления о готовности честно служить трудовому народу под
руководством установленной Октябрьской революцией власти - применение высшей
меры наказания не вызывается интересами охранения революционного
правопорядка, и полагая, что мотивы мести не могут руководить правосознанием
пролетарских масс, - постановляет:
Удовлетворить ходатайство Военной коллегии..."
Вечером председатель Военной коллегии Ульрих объявил об этом
постановлении Савинкову. Все было, конечно, решено гораздо раньше, иначе
Ульрих не стал бы и ходатайствовать о смягчении наказания.

"29 августа. 6 часов 30 минут вечера.
ВЦИК заменил осужденному Борису Викторовичу Савинкову смертную казнь
десятилетним лишением свободы".

Это последняя запись в дневнике Любови Ефимовны. Но вот какое у него