"Виталий Шенталинский. Свой среди своих (Савинков на Лубянке) " - читать интересную книгу автора Все осенние месяцы литературное бюро Савинкова на Лубянке работает
полным ходом. Он ведет обширную переписку, пишет очерки "Моя биография", "Необходимые исправления", готовит к массовому изданию старые вещи - "Воспоминания террориста", "То, чего не было", "Конь Бледный", - исправляет их, добавляет предисловия и комментарии. В Москве и Ленинграде выходит его "Конь Вороной"... Он все менее и менее походит на обычного лубянского арестанта. В камеру начинают постепенно стекаться гонорары от советских издательств - "номер 60" становится состоятельным человеком. Он имеет деньги и может тратить их. Представление об этом дает "Счет", составленный им и сохранившийся в его досье, - подробный и точный перечень всех денежных переводов и трат. Три доллара, полученные на первых порах от сестры из Праги, выглядят трогательно смешными: теперь он уже сам посылает ей куда большие суммы для своего сына Левы, помогает и детям от первой жены - Виктору и Татьяне Успенским, живущим в Ленинграде. К зиме он покупает себе новые сапоги, костюм и поддевку на меху, дарит пальто на меху Любови Ефимовне... И все же, при всех привилегиях, он остается зеком, каждый шаг его - под жестким контролем. Жизнь его ему не принадлежит. "Однажды в декабре, - запишет он в дневнике, - я вышел с "парашей". Так как ремонтировали, то надо было идти к канцелярии. На площадке внизу: поднимается по лестнице молодой человек, лицо белее снега, папаха, шинель, в руках - вещи, корзина. Сзади надзиратель. Пришел, рассказал. Л. Е. вышла и увидела, как он спускался вниз, без вещей, не с одним надзирателем, а с тремя. Через 15 минут (по часам) - К Новому году чекисты преподносят узникам подарок: Деренталей, которых держали на Лубянке без оформления ареста, начинают раз в неделю выпускать из тюрьмы - разумеется, в сопровождении надежного человека - Ибрагим-бека (это тот самый "военный, похожий на корсиканского бандита: черная борода, сверкающие черные глаза и два огромных маузера в руках", - который участвовал в их аресте в Минске) - прогуляться по Москве, сделать покупки. Расходы - из бюджета Бориса Викторовича. Для самого Савинкова отдушина - книги, их ему посылает по списку, в неограниченных количествах Ионов, один из руководителей печатного дела, через которого ведется издательская работа писателя-узника. Настроение у него в это время вполне мирное и почти благодушное. "Милая моя Руся, - пишет он 9 января своей сестре (черновик этого никогда не публиковавшегося письма сохранился в архиве Лубянки), - тюрьма хороша тем, что дает возможность думать. Не только есть много времени, но и нет "житейской суеты", - той ежедневной сутолоки, которая из-за деревьев мешает видеть лес. За это достоинство тюрьме можно простить многие недостатки. Читаю и думаю. Что, собственно, произошло с нами, интеллигентами, в последние годы? Все мы, революционеры и "сочувствующие", эсеры, эсдеки, даже кадеты, при царе мечтали об освобождении народа, о России, построенной на свободном волеизъявлении народных масс, то есть крестьян и рабочих. За эту нашу мечту мы шли на виселицу, в каторгу и в Сибирь, и этому нас учили все наши "учителя", до стариков из "Русского богатства" Спустя месяц, 5 февраля, он, узнав от сестры, что еще один человек, его |
|
|