"Виталий Шенталинский. Свой среди своих (Савинков на Лубянке) " - читать интересную книгу автора

Все осенние месяцы литературное бюро Савинкова на Лубянке работает
полным ходом. Он ведет обширную переписку, пишет очерки "Моя биография",
"Необходимые исправления", готовит к массовому изданию старые вещи -
"Воспоминания террориста", "То, чего не было", "Конь Бледный", - исправляет
их, добавляет предисловия и комментарии. В Москве и Ленинграде выходит его
"Конь Вороной"...
Он все менее и менее походит на обычного лубянского арестанта. В камеру
начинают постепенно стекаться гонорары от советских издательств - "номер 60"
становится состоятельным человеком.
Он имеет деньги и может тратить их.
Представление об этом дает "Счет", составленный им и сохранившийся в
его досье, - подробный и точный перечень всех денежных переводов и трат. Три
доллара, полученные на первых порах от сестры из Праги, выглядят трогательно
смешными: теперь он уже сам посылает ей куда большие суммы для своего сына
Левы, помогает и детям от первой жены - Виктору и Татьяне Успенским, живущим
в Ленинграде. К зиме он покупает себе новые сапоги, костюм и поддевку на
меху, дарит пальто на меху Любови Ефимовне...
И все же, при всех привилегиях, он остается зеком, каждый шаг его - под
жестким контролем. Жизнь его ему не принадлежит.
"Однажды в декабре, - запишет он в дневнике, - я вышел с "парашей". Так
как ремонтировали, то надо было идти к канцелярии. На площадке внизу:
поднимается по лестнице молодой человек, лицо белее снега, папаха, шинель, в
руках - вещи, корзина. Сзади надзиратель.
Пришел, рассказал. Л. Е. вышла и увидела, как он спускался вниз, без
вещей, не с одним надзирателем, а с тремя. Через 15 минут (по часам) -
глухой выстрел..."
К Новому году чекисты преподносят узникам подарок: Деренталей, которых
держали на Лубянке без оформления ареста, начинают раз в неделю выпускать из
тюрьмы - разумеется, в сопровождении надежного человека - Ибрагим-бека (это
тот самый "военный, похожий на корсиканского бандита: черная борода,
сверкающие черные глаза и два огромных маузера в руках", - который
участвовал в их аресте в Минске) - прогуляться по Москве, сделать покупки.
Расходы - из бюджета Бориса Викторовича.
Для самого Савинкова отдушина - книги, их ему посылает по списку, в
неограниченных количествах Ионов, один из руководителей печатного дела,
через которого ведется издательская работа писателя-узника.
Настроение у него в это время вполне мирное и почти благодушное.
"Милая моя Руся, - пишет он 9 января своей сестре (черновик этого
никогда не публиковавшегося письма сохранился в архиве Лубянки), - тюрьма
хороша тем, что дает возможность думать. Не только есть много времени, но и
нет "житейской суеты", - той ежедневной сутолоки, которая из-за деревьев
мешает видеть лес. За это достоинство тюрьме можно простить многие
недостатки.
Читаю и думаю. Что, собственно, произошло с нами, интеллигентами, в
последние годы? Все мы, революционеры и "сочувствующие", эсеры, эсдеки, даже
кадеты, при царе мечтали об освобождении народа, о России, построенной на
свободном волеизъявлении народных масс, то есть крестьян и рабочих. За эту
нашу мечту мы шли на виселицу, в каторгу и в Сибирь, и этому нас учили все
наши "учителя", до стариков из "Русского богатства"
Спустя месяц, 5 февраля, он, узнав от сестры, что еще один человек, его