"Виталий Шенталинский. Свой среди своих (Савинков на Лубянке) " - читать интересную книгу автора Да, ужасы Лубянки в полной мере Савинкова не коснулись - лишь потому,
что это не входило в планы ее хозяев. Но шила в мешке не утаишь - и что-то время от времени бросалось в глаза, зловещей нотой вспарывало тишину. Из дневника Савинкова: "Однажды в марте - выстрел. Потом стоны. Потом молчание. Л. Е. бледна, как полотенце. Сосновский говорит: "Надзиратель случайно выстрелил в себя". - ?" Вскоре после визита иностранцев разразился скандал, надолго выбивший Савинкова, и так ходившего по проволоке, из равновесия. Мировую печать вдруг облетела сенсация, будто супруги Деренталь с самого начала были в сговоре с ОГПУ и помогли затащить своего высокого друга на Лубянку. Это сообщение, видимо, стоило Любови Ефимовне многих слез. Савинков пришел в ярость. Свидетельство тому - два неизвестных письма от 31 марта, хранящихся в его досье. Первое адресовано писателю-эмигранту Дмитрию Философову, главе Варшавского комитета савинковского "Союза": "Господин Философов, когда я был арестован, Вы написали статью "Предатели", в которой утверждали, что я тайно сговорился с большевиками еще в Париже, то есть обманул своих друзей. Узнав подробности моего ареста, то есть убедившись, что оклеветали меня, Вы не нашли нужным клевету свою опровергнуть. Ныне Вы, один из редакторов "За Свободу", напечатали статью Арцыбашева "Записки писателя, XLVIII", которая содержит обвинение Любови Ефимовне и Александру Аркадьевичу в том, что они меня предали. Вы, господин Философов, Аркадьевич разделили со мной мою участь. Значит, Вы сознательно приняли участие в новой, еще худшей клевете. Политическая ненависть не оправдывает такого рода поступков. Как они именуются - Вы знаете сами. Рано или поздно Александр Аркадьевич и я с Вами сочтемся. Вы предупреждены". Второй вызов на дуэль, еще более резкий, адресован самому Михаилу Арцыбашеву: "Господин Арцыбашев, Вы напечатали в "За Свободу" статью "Записки писателя, XLVIII". Вы пишете о людях, которых видели, по собственному признанию, один раз в жизни, и награждаете их разными качествами по своему усмотрению. Едва ли это достойно Вас. Но Вы не ограничиваетесь этим: Вы обвиняете Л. Е. Деренталь и А. А. Деренталь в том, что они предали меня. Чтобы обвинить кого-либо, да еще печатно, в предательстве, надо иметь неопровержимые доказательства. [У Вас их нет, и Вы знаете, что и быть не может, ибо Вы сознательно лжете. Лжецов бьют по лицу. Буду жив, ударю.] Я, которого, по Вашим словам, Л. Е. Деренталь и А. А. Деренталь предали, утверждаю, что у Вас никаких доказательств нет и быть не может. Вы оклеветали единственных людей, которые не побоялись разделить со мной мою участь. Судите сами о Вашем поступке". Откуда же взялась эта сенсация и кому была нужна? Подоплеку происшедшего раскрывает все тот же американец Вильям Ресвик, посетивший Савинкова в тюрьме. После этого визита, рассказывает он, его пригласил к себе помощник Дзержинского Генрих Ягода. Сначала с жаром говорил о "своих" беспризорных детях, которых милиция собирает на улицах, о |
|
|