"Виталий Шенталинский. Свой среди своих (Савинков на Лубянке) " - читать интересную книгу автора

в том, что было, и в том, чего не было, и в моих слабостях, и в моей силе, и
в дурном, и в хорошем, и в бездарном, и в небездарном. Не одни, так
другие... Но больно, когда упрекает свой, близкий, родной, любимый. Больно,
когда и он со всеми...
Который год я не вижу весны, почти не вижу природы. В городе - стены,
но все-таки иногда зеленые дни... А в тюрьме только запах отшумевшего по
мостовой дождя да чахлые листики во дворе.
Как огненно-солнечно здесь, за решеткой, вспоминается Шанхай - Марсель.
Холодное небо в Шанхае, голубые холмы в Гонконге, Сайгон с ослепительными
лучами, Сингапур с ливнем, Коломбо с камфарным деревом и сахарным
тростником, пустыня Джибути и лучезарный, сияющий, бесконечный, бездонный
Индийский океан. Дельфины и полет рыб. И Л. Е.
Под Сайгоном я с Л. Е. зашел в деревенский дом. Полуголая мать, голые
дети. Тростник, вышиною в сажень. Каменный колодец. Голубая корова. А дома,
на стене, французская раскрашенная картинка и календарь.
В Джибути белые стены, палящее солнце, крохотные ослы, такие, на
которых ездил Христос, пыль и голые камни. А в пустыне, в стороне от дороги,
труп верблюда и грифы на нем - длинношеии, желтые, рвущие кровавое мясо.

3 мая.

Помню: Левочке 2 года. Утро. Южное солнце затопило всю комнату. Я лежу
в кровати, а Левочка слабыми ножками карабкается по железной спинке, смотрит
на меня и смеется.
Теперешняя, новая Россия мне кажется похожей на Левочку: слабые ножки,
детство. Но уже радостный смех - предчувствие будущего. Смех, несмотря на
разорение, нищету, расстрелы, голод, гражданскую войну - все бедствия, какие
есть на земле. Смех - потому, что впереди большая, широкая, не омраченная
пока ничем дорога. Сукин я сын, что понял это так поздно...
В эмиграции "вершат дела": 80-летняя Брешковская, 78-летний Чайковский,
70-летний Милюков, 55-летний Кутепов, 55-летний Бурцев, 53-летний
Философов... Самый молодой - Керенский, 44 года. А в России? Менжинский,
Дзержинский, Каменев, Сталин считаются стариками. Все дело в руках молодых.
А молодые не знают нас. Мы, революционеры 1905-1906 годов, для них - миф.
Савинков - бандит и едва ли не польский шпион, но Савинков террорист?.. А
кто такой Чернов? Где-то, кто-то, когда-то... кажется, контрреволюционер...
Авксентьев? Не знаю... Фундаминский? Не знаю. Гоц? А, это тот, которого
судили, эсер, балда... Да что Авксентьев и Гоц! Забыты Сазонов и Каляев.
Совершенно забыт Гершуни... Больше. Царское время? Не помню: я был
мальчонком... Пилсудский как-то жаловался мне, что польская молодежь не
знает истории и не хочет знать. Получила все на даровщинку и довольна, и
пафоса в ней нет... Но в русской молодежи пафос есть. Заслуга большевиков?
Кстати. Мой приговор в общем правилен, то есть правильно, что я признан
виновным (я бы себя расстрелял...). Но неправильно и несправедливо одно: я
признан виновным и в шпионаже в пользу Польши. Неправда. Шпионом я никогда
не был. И это суд понимал. Понимало и ГПУ. Иначе шпионы и Колчак, и Деникин,
и князь Львов, и даже Фундаминский. Почему же меня по этому пункту не
оправдали?.. Житейская суета?..

4 мая.