"Виталий Шенталинский. Свой среди своих (Савинков на Лубянке) " - читать интересную книгу автора

Да, я подозревал, что со мной играют. Да, я считал, что у меня есть 80
процентов на арест, но моя революционная совесть не позволяла мне оставаться
в Париже. Я должен был все равно какой ценой решить для себя вопрос: ошибся
ли я, начиная борьбу против РКП, или нет?.. Я ехал... с тем, чтобы увидеть
все своими глазами и услышать своими ушами и, увидев и услышав, решить, что
делать, бороться ли дальше или сложить оружие. Если бы посланные ко мне люди
сказали бы, что народ с РКП, я бы еще в Париже заявил, что прекращаю
борьбу..."
О том же Савинков будет говорить и на суде (в опубликованной якобы
"полной" стенограмме суда это место изъято):
"Вот тут-то как раз приехали ко мне из России... приехали и ввели меня
в очень глубокое и очень тяжелое заблуждение. Это глубокое и тяжелое
заблуждение было уже окончательно для меня ударом. Они мне сказали... что в
России происходит очень значительный процесс, такой: те молодые люди,
которым в момент революции было шестнадцать - семнадцать лет и которые
теперь становятся уже более или менее взрослыми людьми... восприняли очень
многое от коммунистов, но не все... Они говорили новые для меня вещи. Я же
был в эмиграции... И что эти вот новые люди борются с вами, и что вот это и
есть настоящая борьба, потому что она не из-за границы и не с помощью
иностранцев, а потому что она идет из глубин России, это русские люди, и
русские люди из народа борются с вами.
Я должен сказать, что я мало поверил в глубине души этим людям. Мало. Я
должен вам сказать, что много и много сомнений они во мне возбудили, разных
сомнений, но я без внимания оставить то, что они говорили, не мог.
Вот пять лет моей борьбы, моего боя с вами. Я стоял на пороге полного
отказа от этого боя. Приходят новые люди и говорят: мы новые люди, и вы были
правы, ведя этот бой, он кончился неудачей для вас, да, но мы продолжали и
продолжим по иному пути, чем вы... И я стал думать о том, что я должен во
что бы то ни стало поехать в Россию... и проверить - насколько эти люди,
очень толковые, но очень мне подозрительные, насколько они правы..."
В признаниях Бориса Викторовича есть, конечно, изрядная доля лукавства:
разоружаться в Париже он вовсе не собирался. Был случай, когда его пригласил
к себе советский полномочный представитель Красин и предложил явиться на
родину с повинной. Савинков гордо удалился, дав понять, что ни на какие
сделки не пойдет, чем вызвал шумное одобрение эмиграции. Да и вряд ли теперь
он, будучи на 80 процентов уверен в обмане, пошел бы так легко на заклание.
Все это надумано уже потом, на Лубянке, под гнетом новых обстоятельств. Но в
фактической стороне дела, в решающем влиянии гостей из Москвы, - в этом
сомневаться не приходится. Именно так: был на распутье, а они - ввели в
заблуждение, увлекли, заманили, подтолкнули...
Операция "Синдикат-2" близится к завершению. 4 августа 1924 года, почти
уверенные в успехе, руководящие работники Контрразведывательного отдела ОГПУ
Пузицкий и Сосновский (Добржинский) подписывают "постановление о мере
пресечения", то есть постановление на арест Савинкова.
А сам объект их внимания - уже в дорожных заботах. Под присмотром
приехавшего за ним из Москвы представителя "Либеральных демократов" Андрея
Павловича Мухина пишет последние распоряжения, передает свой архив вызванной
из Праги сестре Вере и укладывает чемодан.
Его неразлучные друзья и помощники Любовь Ефимовна и Александр
Аркадьевич Деренталь тоже собираются в путь.