"Анри Шарьер. Бабочка ("Папийон" #1) " - читать интересную книгу автора

В хлебе я обнаруживаю большой кусок вареного мяса, а в кармане брюк -
целое состояние: пачка сигарет и самодельная зажигалка. Эти подарки стоят
здесь миллионы. Две рубашки вместо одной и шерстяные брюки, которые
спускаются до самых моих пяток. Вечно буду помнить Бэтона. Раньше он был
всего лишь помощником надзирателя, а теперь, благодаря мне, получил
должность надзирателя. Эти щедрые подарки - выражение признательности за то,
что я расправился с Трибуйардом.
Нужно терпение индейца, чтобы определить, откуда исходят удары
телефона, и только надзиратель способен это обнаружить. Мы с Жюло пользуемся
моментом, зная, что Бэтон не подведет. На протяжении всего дня мы посылаем
друг другу телеграммы. Я узнаю от Жюло, что момент отплытия приближается:
через три или четыре месяца мы покидаем Францию.
Через два дня нас вытаскивают из камер и ведут к начальнику. В
комнате - трое. Вроде судейской коллегии. Начальник - председатель суда, а
его заместитель и один из надзирателей - помощники.
- А! Вот и вы, мои герои! Ну, что скажете?
Жюло очень бледен, у него опухли глаза и наверняка высокая температура.
Он испытывает страшные боли из-за сломанной три дня назад руки. Жюло тихо
отвечает:
- У меня сломана рука.
- Ты этого хотел. Это отучит тебя нападать на людей. Пойдешь к врачу,
когда тот приедет. Надеюсь, это будет через неделю. Ожидание поможет тебе, а
боль научит. Ты ведь не рассчитываешь, что я специально приглашу врача для
такого типа, как ты? Подожди, пока врач распределителя не придет к тебе. Вы
оба остаетесь в карцере вплоть до дальнейших моих распоряжений.
Жюло смотрит мне в глаза, будто говоря: "Этот хорошо одетый человек с
такой легкостью играет человеческими жизнями". Я поворачиваюсь к начальнику
и смотрю на него. Он думает, что я хочу что-то сказать.
- Тебя что, такое решение не удовлетворяет? - спрашивает он меня. - Что
ты хочешь сказать?
Я отвечаю:
- Ничего, мосье начальник. Мне только очень хочется плюнуть на твое
лицо, но я этого не сделаю, чтобы не испачкать свою слюну.
Он так поражен, что краснеет и не сразу улавливает смысл моих слов.
Помощник понимает. Он зовет надзирателей:
- Возьмите-ка его и позаботьтесь о нем хорошенько! Я хочу видеть, как
через час он будет раскаиваться и просить прощения. Мы его исправим! Он мне
будет языком ботинки лизать-сверху донизу. Не церемоньтесь с ним.
Два стражника выворачивают мою правую руку, двое других - левую. Кладут
меня на пол и наручниками прикрепляют мизинец моей левой руки к большому
пальцу правой, а главный надзиратель тянет меня, словно скотину, за волосы.
Не стоит рассказывать, что они со мной делали. Достаточно сказать, что
наручники оставались у меня за спиной одиннадцать дней. Жизнью своей я
обязан Бэтону. Каждый день он бросал мне в камеру дневную порцию хлеба, хотя
связанные руки не позволяли мне до него дотянуться. Даже просунув голову
через решетку, я не мог откусить ни кусочка. Бэтон бросал мне и
дополнительные куски хлеба, которых оказалось достаточно для того, чтобы
выжить. Ногой я сгребал их в кучку, потом ложился на живот и ел, словно
собака. Хорошо разжевывал, чтобы ни крохи не пропадало.
На двенадцатый день, когда с меня сняли наручники, оказалось, что