"Александр Шарымов. Выборгский поход 1706 года (Историческая повесть из начальных лет Петербурга) " - читать интересную книгу автора

стать хорошо известным миру. В семьсот двадцать четвертом году
Адмиралтейская коллегия решала вопрос о начальнике Камчатской экспедиции.
Выбрали Витуса Беринга. Впоследствии он прославился. Но наряду с ним
адмиралтейцы вполне реально обсуждали и кандидатуру, как мы теперь говорим,
фон Вердена.
- Значит, назови они не Беринга, а Вердена, были бы у нас сегодня не
Беринговы море, остров и пролив, а Верденовы?
- Не исключено. Правда, выбор, думаю, был все же предопределен. Беринг
хоть и родился в Дании, но с тысяча семьсот третьего нанялся в нашу службу -
и звался у нас Иваном Ивановичем. А Вердену, хоть его и звали тоже на
русский манер Карлом Петровичем, былую его службу королю Карлу, видно, не
забыли, хоть Вердены - вовсе не шведы, а голландцы... Может, и ваш Гудмар
Улин - не совсем швед? Может, оттого и взят был на службу?
- Да вроде нет, - сказал Олевич, вынув из папки листок. - Вот
взгляните. Это заголовок его дневника. Правда, это перевод: в подлиннике та
часть, что говорит о его службе у Карла, по-шведски и написана. А
"русская" - по-русски. Как и тут.
Скампавейский вытер влажные пальцы о рубашку. Поднес к глазам
протянутый Олевичем листок. На нем значилось:

"Сию Повседневную Записку вел Гудмар Улин,
армии Его Королевского Величества Шведского
капрал,
а впоследствии
полка Его Сиятельства Римского Князя
Его Царского Величества Генерала Губернатора
и ковалера ордина Святого Апостола Андрея
Александры Даниловича Меншикова
фендрик
и Выборгского белагра 1706 года участник"

- Что ж, титул Меншикова, вроде, верен, - произнес Скампавейский. - Все
ошибки, которые они тогда делали, в нем сохранены. А вот о самом Улине
запись мало что говорит. Это он короля шведского был капрал. А сам, может,
вовсе, к примеру, эстляндец... Впрочем, я все вас перебиваю. Вы разъясните,
ради Аллаха, в чем уникальность-то этой рукописи, этого дневника?
- А в том, что он представлял спекшийся под воздействием какого-то
клейкого вещества комок. Прочесть любую, начиная со второй, страницу можно
было, лишь соскоблив верхнюю. Никакой технической возможности поступить
иначе не нашли... И вот в течение нескольких дней Наталия Георгиевна при
этой расчистке и присутствовала. Каждую страницу фотографировали - и потом
соскабливали... - Олевич передернул плечами, словно отгоняя неприятное
видение. - И вот рукопись была дочитана - уничтожена! - почти полностью.
Осталась, естественно, лишь последняя страничка... Этакий мираж, насмешливое
напоминание о погибшем дневнике. Знак истины, сохранивший угловатую
скоропись Гудмара Улина. Единственное удостоверение того, что дневник
действительно существовал... - Олевич неспокойными пальцами опять скользнул
в свою папку, вынул фотографию: страничку странно процарапанной косыми
штрихами бумаги с тускло проглядывающими сквозь пелену этой штриховки
знаками - чужой остроугольный почерк, чужой язык, чужие буквы. - Видите, тут