"Дмитрий Шашурин. Самородок, люди и лошади (Авт.сб. "Печорный день")" - читать интересную книгу автора

Петру Викторовичу и кажется, что нет фабулы, своей нет, не заквашенной на
литературе, а он не хочет единственное такое событие в своей жизни
сохранить для самого себя, как ряд картинок в книжном стиле, вот почему он
отбрасывает то, что сравнялось с чужим, и хранит лишь четкие, не тронутые
привнесенным свои события, отсюда и неуклюжее словосочетание -
_самораскупоривание самородка_. Глупость, конечно, мальчишество, зато
свое, а не читанная всеми литература.
Событие, если отбрасывать всякое на что-нибудь похожее, начало
зарождаться с того, что Петя почувствовал себя в смешном положении перед
самим собой: обдирался на камнях, сползал с обрыва и, может, рисковал
немного, вдруг сорвался бы? Но слез, и что же, что он на берегу у самой
воды? А искать как? Искать золото чем? Стыдно и смешно, и полное сознание
своего опьяняющего мальчишества, и солнце, и прозрачная вода у ног. Какое
там золото, смешно до коликов, разве его так найдешь! Очень смешно. Ну а
раз потеха, так потеха - надо искать самородки просто, без ничего.
Немедленно и стыд прошел, весело от озорства, бродит Петя вдоль берега и
сквозь тонкий слой воды разглядывает: камень или самородок? Петру
Викторовичу и сейчас приятно представить, как играют солнечные блики на
камешках под водой - сплошь самородки. Вытащит из воды - нет, не
самородок, камень, а это? Это-то неужели камень? Каждый раз сказочная
надежда, каждый раз веселое разочарование, и очередной самородок летел в
реку. Игра как игра, но в ней уже присутствовало ожидание, потому что Петя
- и это Петр Викторович помнит абсолютно точно - часто поглядывал на то
место среди камешков: и когда не добрел до него, и когда брел над ним, и
когда оно осталось сзади, он как раз возвращался к нему, как началось это
_самораскупоривание_ - из воды медленно выпучился столбик воды же толщиной
с Петин кулак, высотой на глубину в этом месте. Поднимался из воды столбик
воды, но в столбике она выглядела остекленевшей, подпирала столбик кучка
камешков с песком и с самородком с самого низа. Петя сразу же понял, что
не зря только сейчас называл все камни подряд самородками, он, значит,
чувствовал его появление заранее. Потом, много лет спустя, Петр Викторович
сравнивал такое неосознанное и в то же время уверенное ожидание с тем
предчувствием поклевки крупной рыбы, которое вдруг охватывает рыболова:
еще и поплавок не шевельнулся, а рыболов знает - вот сейчас! И на самом
деле происходит, как предчувствовал рыболов. Но в том мальчишеском:
самородок! в торжествующем утверждении также с годами проявлялась для
Петра Викторовича и доля неуверенности, которая запала в сознание при
первом же взгляде на то, что Петя назвал самородком, - в нем брезжило
что-то не от природы, но не искусственность, а неуловимое несоответствие
сути слова, хотя ни Петя, ни Петр Викторович настоящих самородков, кроме
как на фотографиях, не видел и свои сомнения вполне мог бы отбросить, а не
лелеять их так долго. В мгновения же события самородок воспринимался Петей
только как самородок, да и были ли мгновения? Была ли хоть какая-нибудь
длительность? Промелькнуло сразу, а сознание расчленило на мгновения, в
которые виделось, как столбик выпирающей воды сровнялся с поверхностью
основанием, потянул с поверхности струйки, словно нити из тонкого
покрывала, часть их рвалась сразу же, остальные, растягиваясь, поднимались
за столбиком, образовали у его основания кольцо сосулек, которые вдруг
одновременно стекли по нитям в реку и стянули за собой всю воду, не стало
столбика, на самородке держались лишь камешки, но и они ссыпались тотчас,