"Валентин Шатилов. Магнолия " - читать интересную книгу автора

заинтересовало что-то другое.
Грубыми, как деревянные штыри, пальцами он ухватил ее за плечо ("Раз,
два, три, четыре, пять", - она насчитала пять штырей) и перекантовал на
левый бок.
- Хы, глякося... - задумчиво протянул он. - Стоко пролежала - и ни
разу под себя не наделала? Ну, мадамка...
Его пальцы отпустили ее тело, и оно неловко, неуклюже опять шлепнулось
на спину.
А он стоял и раздумывал. Это были неприятные раздумья.
- Ты вот че, - наконец лживо-дружески обратился он к ней, - ты
дурочку-то давай не валяй. Вставала? Ходила к сообщникам? Ну, колись
быстро: вставала?
Сразу два соображения пришли ей на ум. Во-первых, если попытаться
все-таки ответить на его вопрос, то это может плохо кончиться - у нее в
этом отношении уже был опыт - здесь же, в коридоре этого же здания, она
собрала все силы, чтобы произнести коротенькое слово "нет" - и едва не
умерла. Сознание, во всяком случае, надолго потеряла. Повторять опыта не
хотелось. Да и ради чего? Это и было второе соображение: ради чего? Ей был
задан вопрос, и вроде достаточно жестко, даже как-то угрожающе, но вот
эта-то угроза и успокоила ее - своей бессмысленностью.
Она готова была помочь разобраться в ситуации, но только дружески
настроенному человеческому существу. Ситуация была запутанная, она ее сама
плохо понимала (впрочем, она и не собиралась в нее вникать). Но поделиться
информацией, которой она владела, - почему бы не поделиться? Даже если
ценой своей жизни. Ну и что - если так нужно!
Но только не с этим, бывшим пареньком. Он ведь действительно уверен,
что она его сейчас обманывает, уверен, что ее бессилие - ложь, скрывающая
преступные помыслы. И поэтому он вовсе не относился к ней дружески. Он
хотел ее разоблачить! И даже считал возможным ради этого разоблачения
применить... - Она затруднялась для себя обозначить одним словом то, что он
считал возможным применить, но в общем это было связано с частичным
разрушением ее тела. Так какой же смысл ей стараться ради такого человека?
Он нависал над ней, источая запах подгнивающей кровавой раны, он
повторял нарочито грубо:
- Ну, колись, быстро: вставала? Ну, вставала? Ну? Ах ты, стервь!
А она смотрела в его перекошенное праведным негодованием, некрасиво
побагровевшее веснушчатое лицо и... - да просто смотрела, и больше ничего.
Вдруг - она даже не успела ничего понять - лицо его страдальчески
исказилось морщинами, и короткий стон выдавился из прокуренных легких. Ему
стало больно - очень. - В его собственном организме были повреждения.
Серьезные. И они напомнили о себе.
Чтобы не застонать снова, он напрягся, задержал дыхание, и когда
возобновил свой угрожающий допрос, то говорил уже тихо, злым свистящим
шепотом. И она поняла, что сегодня, а может, и завтра он не станет пытаться
разрушить ее тело. Ведь он сам перенес страдание и пока что не решится
причинить его другому. Она почему-то знала это совершенно определенно.
А он не знал. Он еще и еще задавал свои вопросы. Брызгая на нее своей
вонючей слюной, он все больше раздражался, но и уставал. Он даже замахнулся
один раз над ее лицом кулаком левой руки - и тут она увидела, что правой
руки у него нет. Она это поняла по свободному колебанию рукава зеленоватой