"Виктор Шавырин. Коза-дереза (Повесть, Журнал "Русская Провинция" 1996/1)" - читать интересную книгу автора

чересчур прохладно и этак не годится. А бабушка гневалась и стучала
палочкой. Она хоть и была правильной старушкой, но до конца так и не и не
поняла, что все меняется, что новое - всегда лучше старого. В грозу или в
буран она вставала по ночам на молитву за тех неизвестных, кто, может быть,
оказался в дороге. В Москве, говорю, Хрущев фестиваль проводил и девки с
неграми гуляли, а у нас в деревне бабушка за неведомых путников молилась, -
таковы были контрасты эпохи.
Еще бабушка, пока не умерла, рассказывала, что был в какихнто степях
или суходолах хутор Лунине, где ее муж, а мой дед арендовал двести десятин
земли. Сама же она была дочерью управляющего имением одного миллионера,
построившего в Москве напротив Христа Спасителя мраморный музей, и
познакомилась с дедом благодаря внешнему обстоятельству.
Дед мой овдовел к двадцати четырем годам. Остался при нем сын Саша,
разумный блондинистый мальчик, Много всякого народу поговаривало, что надо
бы Алексею Николаевичу жениться в другой раз, слышал эти пересуды и Саша, но
так как у Алексея Николаевича было обыкновение советоваться с сыном, а все
кандидатуры мачех Сашей отвергались, то Алексей Николаевич все никак не
женился. И вот, вспоминала бабушка, случился в имении, при котором она жила,
большой съезд гостей, на который приехал и Алексей Николаевич с сыном. Она
же несла на веранду гостям тарелку вишен, встретила бегавшего по двору Сашу,
спросила, как его зовут, погладила по головке, назвала хорошим мальчиком и
дала ему вишен. Саша вишни есть не стал, а побежал на веранду к отцу и
закричал:
- Папа, папа! Какая хорошая девочка! Пожалуйста: женись на ней!
Бабушке в ту пору едва исполнилось четырнадцать лет: и все кончилось
смехом гостей, но через два года Алексей Николаевич сделал ей предложение,
они венчались и имели много детей, из которых одни пропали на войне, другие
в лагерях, третьи умерли, а четвертые живы.
Перед революцией дед начал отделять Свиту и отделил щедро: оставил ему
дом и часть земли, а сам переехал в богатое однодворческое село, построил
два дома для себя и детей от второй жены. Потом случился катаклизм. Прошел
он в наших местах вяло, потому что революцию делали люди малограмотные и
нетрезвые: просто залезли неизвестные мужики в летнюю избу на хуторе и
нагадили в солонку, стоявшую, по русскому обычаю, на столе. Впрочем,
впоследствии хутор все же от чего-то сгорел, дед в девятнадцатом году умер,
и бабушка, несколько непрактичная по характеру, осталась в недостроенном
деревенском доме с десятком несовершеннолетних детей. А горницу забрал
сельсовет.
Жилье, спроектированное дедом в расчете, на будущее бытие, считалось
самым неудачным в обаполи. Он же не мог предполагать, что будущее развитие
пойдет по совсем другому проекту, что разлетятся его дети, что самому Бог не
даст жизни. Но не раз, даже на моей памяти, бабушка и мать недобрым словом
поминали деда за то, что он, по их выражению, построил вокзал . Или церковь.
- И как это он не догадался купол вывести? - ядовито осведомлялись они
друг у друга. А все потому, что чем больше объем, тем труднее обогреть избу,
тем, стало быть, она холоднее.
Еще дед насажал яблонь, слив и вишен, размахал на полгектара и даже
выкопал сбоку колодец. И тут не рассчитал. Когда пришла пора урезать наделы,
огород оттяпали полностью, а сад частично. Пришлось в ближайшей части сада,
между яблонями, копать землю и сажать картошку, но из-за яблонь и берез на