"Виктор Шавырин. Коза-дереза (Повесть, Журнал "Русская Провинция" 1996/1)" - читать интересную книгу автора

еще держал кое-кто порядочно скотины, особенно у кого семьи были большие. Не
до всех же сразу дошло, что большие семьи убыточны.
Но так как деревня постепенно пустела, и все больше хозяев переходило с
коров на коз и с коз на кошек, то пастушить стало невыгодно, и профессионалы
подались на целину. Стали мы стеречь скот методом самообслуживания, по
очереди. Надои сразу упали, тем более что и пастбища сократились: одни
участки колхоз распахал, другие лесничество засадило елками, а оставшиеся
засорились татарками. И кнутов хороших у нас не было, и скотина не слушалась
наших голосов.
Стеречь мне обычно доводилось с Поварешкой. Вначале нас брали
подпасками, и даже не на весь день, но, войдя в трудоспособный возраст, мы
уже стерегли по-настоящему: вставали в четыре утра, весь день бегали,
кричали, махали палками и уставали, как собаки.
Летом хорошо было пасти, потому что трава росла, коровы никуда не
бежали, и дождики шли короткие, веселые. А весной и особенно осенью - хуже,
потому что и школе ругались. Только и слышишь:
- Ты почему вчера в школе не был?
- Скотину стерег.
- А отец не мог?
- Он работает.
- А мы не работаем? - это учителя имели наглость о себе говорить. Но
ведь и сами стерегли, как-то выкручивались.
Нам еще хорошо было: деревня большая, очередь подходила редко. А ребята
с соседних хуторов и выселок то и дело уроки пропускали. То стадо стерегут,
то картошку сажают, то волка по дороге увидят и забоятся. А то отговорятся
скотиной, а сами в лесу сидят у костра. Так что нас даже в пример иной раз
ставили
- за высокую посещаемость.
Осенью скучно было стеречь. Травы уже никакой, скотина лезет на зеленя,
на огороды, жмется к сенным стогам, разбредается по кустам. На сапогах,
конечно, по пуду грязи. Весь день сеет мелкий дождик, качаются на рябинах
вороны, стоном стонет ветер в проводах. Присесть не на что. Однажды мы с
Поварешкой так убегались, что решили сесть прямо на чавкавшую под нами
землю, скрытую редкой пожухшей травой, и я мгновенно заснул под
аккомпанемент дождя, так что Поварешкина мать, пришедшая на смену, еле меня
добудилась.
Стадо вгоняли на закате. Но и после того хозяева пасли скот
- на задах, в бурьяне, до темноты. У животин строгий распорядок дня, их
нельзя оставлять без обеда, как учеников в школе. Старые бабки, не имевшие
ни ходиков, ни радио, и время узнавали по стаду. А что сделаешь? Кормилицы
воспринимали бытие животом, а не пламенным сердцем, за ними была неоспоримая
правда жизни, и не нам, ученым книгочеям, было отменять эту правду.
Сколько дней и ночей мы положили на козу!
Нет в детстве более тягостного ощущения, нежели скука. До чего не
хотелось день-деньской торчать сторожем при лохматой дуре из-за кружки
молока - в тумане, под дождем, в сумерках, на ветру, в дырявых сапогах... уж
выпадал снег, а я стоял за огородами, где еще виднелись бурые, давно
засохшие стебли тысячелистника. Тут я придумывал себе хоть какое-то
развлечение: неспешно вытаптывал по пороше пятиконечную звезду размером с
футбольное поле или автограф, видимый, должно быть, с Марса. Но наша пустошь