"Ирвин Шоу. Ставка на мертвого жокея" - читать интересную книгу автора

которая его не интересовала, с приглашением приехать к ней на виллу
неподалеку от Эз, где, по ее словам, красиво и тепло и где ей нужен
мужчина в доме; письмо от парня, который летал с ним в войну стрелком и
уверял, что Барбер спас ему жизнь, когда он был ранен в живот над Палермо,
и, как это ни удивительно, потом написал книгу. Теперь он по меньшей мере
раз в месяц посылал ему длинные письма, написанные неплохим слогом. Это
был странный парень, с обостренным восприятием, который постоянно мучился
вопросом, оправдывают ли он и его любимые - к ним он не без смущения
причислял и Барбера, главным образом из-за тех восьми минут над Палермо -
надежды, какие они подавали. "Нашему поколению грозит опасность, -
отпечатал он в своем письме. - Это опасность измельчания. Все, что нам
суждено было пережить, мы пережили до срока. Наша любовь выродилась в
слепую привязанность, ненависть - в отвращение, отчаяние - в меланхолию,
страсть - в пристрастие. Мы живем жизнью послушных лилипутов в короткой
интермедии со смертельным исходом".
Письмо привело Барбера в полное уныние, и он оставил его без ответа. С
него хватало подобных разговоров с французами. Хорошо бы его бывший
стрелок перестал писать ему письма или по крайней мере сменил тему. Барбер
не ответил и бывшей жене, потому что приехал в Европу в надежде забыть ее.
Он не ответил матери, потому что скорее всего та была права. И он не
поехал в Эз, потому что, как ни трудно ему было, не собирался себя
запродавать.
В раму зеркала над комодом была вставлена фотография - он сам и Джимми
Ричардсон на пляже в Довиле. Семейство Ричардсонов снимало там прошлым
летом домик, и Барбер провел с ними несколько уик-эндов. Джимми был еще
одним из тех, кто в войну привязался к Барберу. Так получалось, что
Барберу дарили свою преданность именно те люди, преданности которых он не
искал. "Люди цепляются за тебя потому, что ты всегда притворяешься, и
стоит кому-нибудь войти в комнату, как ты, сам того не желая, становишься
развеселым и самоуверенным", - как-то сказала ему со зла одна девица.
На этом фото они с Джимми были запечатлены в плавках на фоне залитого
солнцем моря, и Барбер выглядел высоким ухоженным блондином, которому
посчастливилось иметь внешность типичного калифорнийца, рядом с Джимми,
напоминавшим закормленного несмышленого ребенка.
Барбер всмотрелся в фотографию. Джимми никак не был похож на человека,
способного исчезнуть на тридцать два дня. Что касается его, то Барбер с
отвращением подумал, что, сам того не желая, он казался развеселым и
самоуверенным.
Барбер дотянулся до фотографии, сорвал ее и кинул в ящик комода. Затем,
держа телефон на весу, с отвращением оглядел комнату. При свете лампы
темная деревянная мебель имела мрачный вид, как будто ее источили жучки, а
кровать, с крапчатым плюшевым покрывалом цвета гнилых груш, могла отбить
всякий сон даже у человека, бодрствовавшего несколько суток подряд. Его
пронзила острая тоска по номерам отелей "Стетлер" и по купе в поездах,
курсирующих между Нью-Йорком и Чикаго, Сент-Луисом и Лос-Анджелесом.
В трубке послышался свист и потрескивание, что вернуло Барбера к
действительности. Он назвал коммутатор отеля "Георг V". Когда его
соединили, он спросил мистера Смита, мистера Берта Смита. Помешкав,
девушка ответила, что мистер Смит больше в отеле не проживает. Барбер
поспешил спросить, пока его еще не разъединили, не ожидают ли возвращения