"Ирвин Шоу. Пестрая компания (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

жест - так обезьянничает ребенок, видя, что его поведением довольны
взрослые. Наклонившись, он снова взялся за свою тачку и, хихикая, покатил ее
с грохотом по камням.
Хоукинс никак не мог вспомнить, говорил что-нибудь Герберт Уэллс по
поводу арабов или нет. Наверняка писатель высказался по этой проблеме - в
своих книгах он задевает множество тем. Но точно не вспомнить...
Арабы, между прочим, гораздо более приятные люди, чем евреи. Во-первых,
всегда делают то, что им говорят. Потом, никогда не стремятся загнать тебя в
угол и завязать с тобой громкую политическую дискуссию. Эстер живет в одном
доме с семьей по фамилии Фридман, беженцами-немцами; оба сына служили во
время войны в еврейской бригаде. Эти два парня, когда он заходит к Эстер,
заранее его поджидают и начинают бомбардировать вопросами: "Почему Англия не
придерживается Бальфурской декларации?"1, "Почему Англия позволяет великому
муфтию, который сотрудничал во время войны с нацистами, вернуться, чтобы
натравить арабов против Каира?". Довольно странно сидеть в маленькой
побеленной гостиной жилого дома, приставив свою винтовку к стене (время от
времени дивизионный штаб издавал приказ, чтобы все военнослужащие, временно
покидающие бараки, непременно захватывали с собой свое оружие), пить чай,
есть вкусные сладкие пирожки, которые непременно навязывала мадам Фридман, и
неистово, но все же достаточно вежливо спорить с этими двумя юными
ветеранами, вероятно, активными членами еврейского подполья,- это они,
возможно, бросили утром бомбу и укокошили старшего сержанта.
- Все же несправедливо!- пожаловался он Эстер, когда ему наконец
удавалось увести ее из дома.- Они со мной так разговаривают, словно я за
все это несу личную ответственность.
Эстер, бросив на него косой взгляд, отвернулась; молвила осторожно:
- Может быть, они так думают о всех английских солдатах?
- И ты такого мнения, как они?
Эстер, покачав головой, твердо взяла его за руку, крепко ее сжала,
возразила с серьезным видом:
- Нет, я вообще не думаю о тебе как об английском солдате.
Голос у нее такой ласковый, томный, торжественно-спокойный...
Шли вдвоем по тихой улочке с беленькими домиками, дыша прозрачным
чужеземным воздухом. Его солдатские сапоги гулко стучали по мостовой,
винтовка болталась на плече; а рядом с ним шла девушка, в тонком белом
платьице и в голубом джемпере; ветер нежно трепал ее мягкие,
светло-каштановые волосы...
- Ты только послушай!
Это Хоган; тон у него сердитый, нервный.
- Святые карающие небеса! Через час они запоют по-другому - вот
увидишь!
Хоукинс открыл глаза: шхуна совсем близко, и песни отчетливо доносятся
до них по воде с перегруженного пассажирами судна - пронзительные женские
сопрано сливаются с угрожающими басами мужчин. Хоган, вспомнил вдруг
Хоукинс, тоже распевал песни, только на другом языке - на кельтском, и в
них тоже часто упоминались такие слова, как "свобода" и "справедливость".
Этим песням Хогана научил дедушка в память о погибшем отце: ему прострелили
горло на дублинской мостовой люди в точно такой военной форме, какую Хоган
носит сейчас, находясь в семидесяти пяти милях к северу от Иерусалима.
Однако нехорошо как-то следить за приближением этого судна, фут за