"Лао Шэ. Старый вол, разбитая повозка (Эссе) (Главы из книги) " - читать интересную книгу автора

Только тогда скрытый до поры сатирический замысел сможет обрести
достойное словесное выражение и будет достигнут желаемый эффект. О чем
бы ни шла речь - об империи трехвершковых лилипутов или о Стране
благородных педантов и зануд [О Стране благородных говорится в романе Ли
Жучжэня "Цветы в зеркале" (начало XIX в.)], - нужно прежде всего оживить
персонажи, заставить события подчиняться воле автора и лишь потом
высмеять достойное осмеяния, ударяя по больному месту. Вот тогда можно
вызвать у читателя и смех, и слезы. Но чтобы достичь живости, легкости и
изящества, необходим юмор. Можно обойтись и без него, но тогда нужны
очень острое перо и очень умная голова, чтобы каждая пощечина оставляла
красную полосу, чтобы за каждой молнией следовал гром. У меня нет ни
такого пера, ни такой головы; когда же я отошел от более или менее
освоенного мною юмора, "Записки" стали трепыхаться в пыли, подобно птице
с перебитым крылом.
Что касается идейной стороны, то у меня нет позитивных концепций и
предложений. Наверно, это недостаток, свойственный большинству
сатириков. Но в лучших сатирических творениях автор одним ударом
обнажает пороки человеческого общества и указывает на их корни; даже не
выдвигая позитивных идей, он помогает найти лекарство тем, кто полон
желания лечить болезнь. Я же не гожусь в идейные руководители и не умею
безошибочно указывать истоки недуга. Следовательно, недостаток, обычный
для сатиры, налицо, а должного эффекта она не достигает. Мои мысли
обращены к тому же, о чем, думает каждый человек, поэтому я мог бы и не
писать - всем и так все известно. Мне не дают покоя мерзости, творящиеся
на наших глазах, но, в чем причина их возникновения, я сказать не в
состоянии. Как и большинство окружающих, я пробавляюсь сетованиями на
то, что "люди стали не те, что раньше" (лично я подобную формулу не
употребляю, но дела это не меняет). В таких рассуждениях звучит
сожаление по поводу несовершенства мира и обращенное к людям увещевание,
но сожаления и увещевания более приличествуют сочинениям
морализаторского толка, практический результат от которых равен нулю.
Возможно, написанное мною вообще не дотягивает до уровня сатиры. Ведь
если сатирик высказывает оригинальные или парадоксальные суждения, он
демонстрирует блеск своего ума, даже если созданное им никому и ничему
не поможет. Я же всерьез толкую об общеизвестном - так имею ли я право
величать это сатирой? Можно переделать сатиру в проповедь, но тогда
читать ее будет еще скучнее. Проповедями могут заниматься либо мудрецы,
либо дураки. Я знаю, что я не мудрец, но и круглым дураком себя не
считаю. Правда, я все-таки написал "Записки о Кошачьем городе"...
Следует сказать, что созданию этой не слишком, удачной книги
способствовал ряд внешних импульсов. Первый из них - разочарование
положением дел в стране. Наши военные, дипломатические и прочие неудачи
легко вызывают у эмоциональных, но не слишком разбирающихся в сути
проблем людей, вроде меня, сначала гнев, а потом разочарование. Испытав
его, такие люди начинают увещевать, а ведь это скорее женское дело.
Человек, которого не заботят высокие материи, вполне может находить себе
пропитание на навозной куче. Люди высоких помыслов стараются не
приближаться к ней. И только межеумки хотят сохранить эту кучу и
одновременно предостерегают мух: "Здесь антисанитарные условия!" Моя
беда в том, что я позволил внешним импульсам овладеть моей душой, забыл