"Роман Шебалин. Резьба по глазу" - читать интересную книгу автораих при себе, носи их с собой. Будь осторожна и осмотрительна. За тобой
следят, но пока чего-то боятся. Только не исчезай. Позвони мне. Ты, наверное, решила, что из ума я выжил. Прошу, поверь мне. Я не сумасшедший. А правду всю не могу написать, Они наверняка прочитают письмо и не раскрывая. Боюсь, не проснулась ли Ехидна?.." Сколько-то минут Рита не могла понять: смеется ли над ней Илья или - взаправду грядут беды разные... Получи такое письмо год назад, Рита бы бросилась к Хрусталеву за Великой магической помощью, увешалась бы этими штуками, читала бы денно и ночно заклинания, но сейчас... "А, впрочем, я и бросилась." Вспомнила, как у Соломона выпрашивала телефон человека, хоть любым боком имеющего отношение к магии. "Вот он заботится обо мне, бедненький..." Набрала машинально хрусталевский телефон. В трубке, после двух длинных гудков, послышалось едкое пиликанье: определитель! Рита нажала на рычаг. "Если его нету дома, то зачем ему знать, что я звонила? а если есть..." Набрать номер вторично духу не хватило. "Обойдется." 7. Просто так. Подсевший на измену, словно на иглу, - по веняку - елей многокубовый, распавшийся сожженным божеством сбежавшим из слепого дома на бой с несуществующим рассудком; их музыка - не узы - кандалы, когда их композитор спит - они бессмертны, бейби! В безверии безмерном моя смерть пусть служит им примером их измены... бога, который дорог тем, кто боль свою рассыпал по секрету всему свету, который им уже не сохранит их славной музыки хрустальные каменья, который катится ко всем чертям отсюда вместе с ними, с вами, со всем блудливым хламом их богов, о, бейби! Глаза разбивши о засов часов, ведущих в бездну, я выдрал слезы словно струны из нутра тоскою изнуренного пустого инструмента, это странно: мне видеть изнутри, как ржавые и жалость, и любовь приобретают облик стали, бессмертно белой боли; но им довольно - я уже влюблен, чего же мне желать еще от бездны? достаточно, статичность этих снов меня достала, Астэ! Подсевший на измену, точно на иглу, не изменивший своему бесчувствью, - я непричастен, я мишень, я сердцевина, но тот, кто слышит, будет лгать, что он ван Гог, а тот, кто знает, будет лгать, что он Магог, - зачем им: будет больно? Потом, - где боль моя? Достаточно, довольно, - я упал на дно слепого пьедестала тоски, и зависти, и страха, я устал: статичность подлой доброты меня достала, бейби... Смотри, я - колесованный урод на злом круговороте своих струн в природе. Кто разорвет мой круг, сорвет с чела их черно-белую корону, из бубенцов кто вырвет языки, кольцо из горла вырвет, кто умрет, кто сможет стать жестоким? Самосожженый жалостью к себе, я жил из милости к закону; так что ж еще вам надо, я влюблен; смотрите: что за только сказка! Но тем больнее мне остаться одному - я не играл и проигрыш мой жалок и ничтожен. |
|
|