"Лев Романович Шейнин. Тройка по физике (Из 2-й книги 'Записок следователя', Рассказ) " - читать интересную книгу авторавынесла его, чтобы использовать как половую тряпку. Муж этой женщины
погиб на фронте. К чести парторганизации и фабкома Трёхгорки, они обратились в городскую прокуратуру с ходатайством о прекращении этого дела. В этом ходатайстве им было отказано. Тогда они обратились в следственный отдел Прокуратуры Союза, и я, ознакомившись с этим удивительным делом, тут же вынес постановление о его прекращении. Через несколько дней районный прокурор, возбудивший это дело, принёс жалобу на моё постановление. Эту жалобу рассматривал тот же прокурор, который в своё время требовал привлечения Колесова к ответственности. -- Вы что, не понимаете, что такой либерализм срывает реализацию важнейшего указа? -- гремел он. -- Как можно прекращать такое дело?! Это же политическая слепота! Слушая эти крики, я с горечью подумал, что в технике придуманы приспособления, которые американцы называют "защита от дурака", а вот в нашем деле таких приспособлений, к сожалению, нет... Я не называю фамилию этого прокурора лишь потому, что он вовсе не был извергом, как это может показаться читателям. Скажу больше -- он был по-своему честным человеком и искренне верил в то, что его позиция "политически правильна". Он просто слишком дорожил своим местом и относился к числу тех ограниченных людей, которые не в состоянии увидеть за буквой закона его подлинный и живой смысл. Свойственная этому человеку "душевная недостаточность" являлась, как говорят врачи, "противопоказанием" его работе в прокуратуре, что в конце концов и было К счастью, на оперативном совещании, на которое прокурор вынес этот вопрос, товарищи поддержали меня, и прекращение дела пожилой работницы Трёхгорки было оставлено в силе. Возвращаюсь, однако, к делу Колесова. Следствие подходило к концу. Были допрошены все возможные свидетели и выяснены все возможные подробности. Гибель сына образовала почти пропасть между его матерью и отцом. Мария Петровна -- так звали жену Колесова -- не могла простить мужу случившегося и считала, что он повинен в этой страшной беде. В то же время, любя мужа, она мучительно пыталась скрыть от него всё, что она думает и чувствует в связи с этим несчастьем. Николай Сергеевич, в свою очередь, старался реже бывать дома -- ему было страшно оставаться наедине с женой. Продолжая добиваться своего ареста, он однажды сказал: -- Да поймите же, что я больше не могу так жить, не могу Маше в глаза глядеть!.. И самое страшное -- когда мы остаемся вдвоём... Не выдержав, он заплакал -- заплакал совсем по-детски, всхлипывая и вздрагивая плечами. Горе окончательно сломило этого добродушного и крепкого человека, который лишь теперь осознал недопустимость той формы наказания, которому он подверг своего сынишку. Колесов вырос в крестьянской семье, и в детстве его не раз порол отец за всякие мальчишеские шалости и провинности. -- У нас в деревне на это смотрели просто, -- рассказывал он. -- Мне и в голову не могло прийти, что на Юру это так подействует. Я ведь его без памяти любил... И Маша тогда кричала: "Не смей, Николай, оставь |
|
|