"Уильям Шекспир. Трагедия Гамлета, принца Датского (Пер.А.Чернова)" - читать интересную книгу автора

поэтической ткани, заменяющие то, что мы привыкли называть
причинно-следственными отношениями. Это похоже на справедливо презираемые в
ученом мире поиски философского камня или снежного человека. При этом
позитивистски мыслящий исследователь зачастую не принимает во внимание, что
логика шекспировской драматургии отлична от его логики. В первой реальности
поиски философского камня - гибрид шарлатанства и невежества, во второй -
норма. (Мнение по этому поводу моих коллег и оппонентов Игоря Шайтанова и
Сергея Николаева см. в конце книги со с. 315.)
Шекспироведение накопило богатый запас точных наблюдений и смелых
гипотез, но методы, которыми оно пользуется, смею полагать, устарели: они
годятся для решения некоторых сугубо текстологических проблем и мало что
дают для понимания логики шекспировского повествования. Тут интерпретации
литературоведов, как это ни странно, очень похожи на режиссерские трактовки.
За четыре века у нас было время убедиться, что в этом виноват не театр
Шекспира с его мнимыми "условностями", а метод, при помощи которого нельзя
найти решения поставленных текстом задач.
Мы разрешаем Шекспиру быть гениальным ровно настолько, насколько он нам
понятен. (Это то пошлое "трехмерие", о котором говорил Осип Мандельштам.) Не
видя четвертого измерения текста, шекспироведы анализируют не "Гамлета", а
свое о нем представление, похожее на оригинал так же, как восковая персона
на живого человека. Текст рассыхается и начинает распадаться, из-за чего
остаются невыявленными даже простейшие связи. Структурные пустоты приходится
замазывать ганчем собственных домыслов. Но поскольку шекспироведение - всего
лишь "ведение", а не точная наука, кр изис не осознается как кризис, и
начинается игра в бисер - вязкая эпоха мелких наблюдений, культурологическую
ценность которых нельзя взвесить уже потому, что они не составляют системы.
Надо ли удивляться, что дело заканчивается культурной (по китайскому
образцу) революцией постмодернизма и маргинальными поисками "подлинного
автора" шекспировских пьес, не имеющими никакого отношения к научному
поиску? (Анна Ахматова более чем полвека назад называла такие штудии "бунтом
персонажей против автора".)


x x x


Моя работа началась в ночь на 25 февраля 1997 г. с перевода монолога
Гамлета "То be, or not to be...". Утром позвонили из Парижа и сказали, что
умер Андрей Синявский. В тот день я дал слово Андрею Донатовичу, что
переведу всю пьесу. Поэтому свой текст я посвящаю светлой памяти
А.Д.Синявского, русского Гамлета XX столетья, писателя, который на публичном
процессе первым не признал вины перед советским правосудием. В середине 60-х
с дела Андрея Синявского и Юлия Даниэля в стране началось правозащитное
движение. Время, в котором росло мое поколение, было перевернуто с
изнаночной стороны на лицевую.
Приношу благодарность театроведу Ольге Коршаковой и лингвисту Сергею
Николаеву за перевод и толкование наиболее трудных мест подлинника.
Спасибо всем, кто читал рукопись и сделал многие памятные мне
замечания. Или просто помог добрым словом.
Спасибо Московскому драматическому театру им. К.С.Станиславского, в