"Светлана Шенбрунн. Пилюли счастья (роман) " - читать интересную книгу автора

и на одной ноге скачет в ванную. Маленький, Фредерик
(дома Фред), не дожидаясь указаний с моей стороны, лезет застилать
постель. Средний, Хедвиг (Хед), стоит минутку в раздумье: ванна занята
старшим братом, младший препятствует в данный момент уборке постели, что ему
остается? Сверкнул глазенками и ринулся мне под мышку, обхватил
разгоряченными от сна и сражения ручонками. Светлая головка подсунулась под
рукав халата. Хедушка!.. Кареглазка...
Карие глаза в здешних краях все еще редкость. Хотя теперь и в северных
странах имеются негритянские кварталы, и белобрысые скандинавки рожают порой
смуглых мулатиков, но это происходит не на нашей улице. Карие глаза и
светлые волосы - неожиданное и приятное сочетание. У моей мамы были карие
глаза. Но волосы не такие светлые
- волосы у нее были вьющиеся, с рыжинкой. Под конец от всей ее красы
только и осталось что эти бронзовые всклокоченные кудри. Целебный напиток из
еловых и пихтовых ветвей не помог. Не спас... Позднее утверждали, что он
разрушительно действовал и на почки, и на печень.
Но тогда он считался панацеей от авитаминоза. Вселял надежду.
Надежды маленький оркестрик... Последняя соломинка, через которую тянут
отвратительный смертоносный напиток...
Трехэтажная кровать, по моему скромному мнению, не самое замечательное
изобретение века. Конечно, благодаря ей в детской остается много свободного
места, но и неудобств предостаточно: попробуйте, например, поменять
простыни, особенно на среднем уровне
- не знаю, может, это я такая исключительно неуклюжая, но всякий раз
мой лоб и затылок успевают треснуться об раму верхнего уровня. О том, чтобы
присесть возле своего теплого, сладкого, сонного малыша, не может быть и
речи. А самое сложное - когда ребенок болен. И ведь случается, что
одновременно болеют двое. А то и все трое. Санитарный вагон... Впрочем, у
мальчишек свои взгляды на жизнь, им даже нравится карабкаться вверх-вниз по
лесенке. Похоже, что раскладывание по спальным полочкам не травмирует их
души.
Что-то замечательно вкусненькое благоухает на столе. Мартин всегда
поднимается раньше меня и создает свои кулинарные изыски. Не забыв объявить,
разумеется, что мы лентяи и лежебоки. Мы обожаем его хрустящие гренки с
сыром и с медом, пышные вафли и все прочее.
Сегодня я должна быть особенно внимательна к нему - с вечера он,
бедняга, был совершенно убит подлым, бесчестным поступком Ганса
Стольсиуса. Не знаю, что там у них приключилось, но горечь и обида
столь явственно читались на лице моего прямодушного Мартина, что не заметить
их было бы неприлично. Поначалу в ответ на мои расспросы он только
отнекивался: "Нет, дорогая, все в порядке, ничего не случилось", но потом не
выдержал: самое отвратительное заключено не в потере денег - да, вся эта
история обернется порядочным убытком (к убыткам он успел притерпеться!),
самое отвратительное - это осознать вдруг, после стольких лет знакомства и
делового сотрудничества, что человек способен так вот бесстыже, бессовестно,
преднамеренно тебя подвести, нет, не подвести, а обвести вокруг пальца!
Возможно, я не стала бы с таким упорством добиваться причины его
дурного настроения, если б знала, что во всем виноват господин
Стольсиус. Но я почему-то вообразила - и втайне уже успела слегка тому
порадоваться, - что тут с какого-то боку замешана моя драгоценная