"Люциус Шепард. Сеньор Вольто" - читать интересную книгу автора

кулаками, проклинает меня, его пухлые щеки в пятнах гнева. Несколько раз он
прерывает свои усилия и в одном таком случае, сидя спиной к стене и куря
сигарету, он информировал меня о своих планах жениться на Марте и тем стать
собственником отеля.
"Она чертовски хорошо трахается", сказал он, "однако в мире полно
чертовски хороших трахалок. Я бы никогда не связался с нею, если б не отель.
Ты не понимаешь, как по-настоящему пользоваться ни своим отелем, ни своей
женщиной, Аурелио."
Он сделал паузу, выдул колечко дыма, и посмотрел, как оно расплывается.
"Женщины", сказал он задумчиво. "У них есть свои тонкости, свои странности.
Но в глубине души они лишь желают быть в безопасности. Наверное, если б ты
был сильнее, если б ты был крепостью для Марты, а не соломенной хижиной...
наверное тогда она не стала бы искать меня."
Я, должно быть, произвел какой-то звук, ибо он потрепал меня за плечо и
сказал: "Не пытайся говорить. Ты только изнуришь себя, а у нас впереди еще
долгое путешествие, у тебя и у меня." Он затоптал свой окурок на полу и
испустил вздох - мне кажется - удовлетворения. "Я намеревался устроить тебе
исчезновение, но твой припадок темперамента сделал вещи гораздо легче. Никто
не затеет расследования, если с тобой что-нибудь случится сейчас."
В течении пытки Эспиналь часто пользовался скотским шокером, но
несмотря на мучительную боль, на спазмы, на желчь, стоящую в горле, на
дрожание членов, вместо того, чтобы слабеть и ментально расстраиваться, я
становился все сильнее, все целеустремленнее в своем возмущении, как если бы
некая часть моего бытия получала положительный заряд, становясь все
воодушевленнее при каждом разряде. Цветные тени, что перед появлением
Эспиналя в моей камере почти все исчезли, теперь проистекали от него
постоянным потоком, ясно видимые, давая мне предвидение мучений, которые он
вскоре может обрушить на меня, и так уж получилось, что после очередного
перекура, когда он наклонился, чтобы завязать шнурки, я уже проследил, как
это сделала его тень и смог воспользоваться предоставившейся возможностью,
выбросив вперед правую ногу и жестко хлестнув его в челюсть. Он, застонал и
свалился на пол, но был еще в сознании. Не обращая внимания на боль,
сопровождавшую мое последнее движение, я вскарабкался на ноги, схватил его
скотский шокер и вонзил ему в грудь, разряжая его снова и снова в надежде,
что взорву его дряблое сердце. Глаза его закатились. Толстые нити слюны
зазмеились между губ. Живот вздымался и дергался. Но он все-таки отказывался
умирать.
Я так разозлился на упорство Эспиналя, что вырвал из кобуры его
пистолет, намереваясь застрелить его, но шаги в коридоре пробудили мое
желание самосохранения. Молодой охранник с тонкими усиками легко шагал к
камере. Когда он подошел ближе, я выступил вперед и приказал ему отпереть
другие камеры, приказ, выполнять который он стал не раздумывая. Семеро
изможденных, унылых заключенных выбралось в коридор, глядя на меня со
страхом и изумлением. Я связал и вбил кляп охраннику и усадил его рядом с
Эспиналем. Потом, повернувшись в заключенным, я сказал им, что спасение
рядом.


x x x
На вершине зеленой горы, что возвышается рядом с городом Трухильо, и