"Люциус Шепард. Сеньор Вольто" - читать интересную книгу автора

лишь фантомной, раздирал мне душу. Я был убежден, что это была по меньшей
мере тень неверности, отражение действительного события.
Не любовь к Марте разожгла ярость моего сердца, скорее, наоборот,
ярость, зачарованная открывшимся видом, открыла мне любовь. Кипящий
ненавистью, я в смятении закрыл глаза, а когда открыл их, то увидел лишь
спящую Марту. Эспиналь и вторая Марта исчезли. Глядя, как она шевелится под
простынями, я чувствовал, как мое страстное желание причинить вред Эспиналю
сплетается с осознанием того, как мало я ее ценил, как я полностью ею
пренебрегал. Я шагнул вперед, намереваясь выказать свою любовь и прощение,
но вдруг заметил что-то под кроватью: электрошокер для скота, принадлежащий
Эспиналю. Блестящий черный цилиндр с кнопкой спуска, который он обычно
держал заткнутым за пояс. Значит он действительно был здесь, понял я. В моей
жене. Его небрежность, отсутствие уважения, вызвавшего эту небрежность, все
это навалилось на меня, как и фаллическая форма шокера - я подумал, не
оставил ли он его здесь нарочно, чтобы лишний раз уязвить меня. Я подобрал
цилиндр, и мой гнев, казалось, последовал в этом направлении, принял форму
этой холодной черной палки. Не обращая внимания на боль в ладонях, я крепко
схватился за рукоятку и представил, как вонзаю кончик в толстую шею
Эспиналя, раз за разом нажимая на спуск. Как могла Марта заниматься любовью
с такой жабой? Воспоминание о ее страсти еще пуще заострило мой гнев, и
пылко желая продемонстрировать, что никто не может так ко мне относиться, я
поспешил прочь из комнаты.
Гнев обуревал меня, как никогда прежде, освобожденный от своих обычных
пут, однако войдя в бар, я приглушил свое мстительное продвижение тем, что
увидел на палубе-площадке. Освещенные лучами фонаря пятеро охранников, и
среди них Эспиналь, сидели вокруг стола, болтая и смеясь, и эти же самые
пятеро охранников, или, скорее, их цветные тени, уходили от стола в разных
направлениях, исчезая в дверях и за углами. Как будто прозрачные духи
отделялись от их тел и мчались по своим спектральным делам. В то мгновение.
когда эти фантастические формы исчезали, другие такие же тени вставали и шли
в направлениях, отличных от тех, что они выбрали раньше. Почти та же самая
сцена повторялась снова и снова, как если бы сидящие охранники генерировали
поток послеобразов... и не только послеобразов, сказал я себе. Пред-образов
также. Картинок того, что должно произойти. Это были не просто мои
измышления, ибо, пока я наблюдал, одна тень поднялась на ноги, достала ключи
от машины из кармана брюк, отдала честь своим компаньонам и вышла в ворота,
ведущие к стоянке, а другая отключилась, осев на стуле с разинутым ртом, ее
грудь равномерно подымалась и опускалась. Однако же первая тень, что я
видел, тень Эспиналя, была тенью действия, совершенного в прошлом.
Электрошокер для скота был доказательством этого. Третий охранник вскочил в
очевидной тревоге и могучей аркой замахнулся бутылкой пива в воздухе, словно
показывая другим, как он покорил опасного преступника. Казалось, я лицезрею
смешение прошедшего и вероятного. Означает ли это, что прошлое воплощает
условия вероятного, что оно тоже изменяемо? Перед тем, как смог исследовать
этот вопрос, гнев обуял меня снова. Я подошел к столу, держа шокер за
спиной. Эспиналь поднял глаза. Удивление углубило морщины в уголках его
глаз. Он что-то сказал своим коллегам, слова, которые я не расслышал, и они
засмеялись. Как было у меня в обычае при подобном высмеивании, я мило
улыбнулся, прикидываясь, что воспринимаю их смех, как выражение доброй
дружбы, однако моя улыбка не была, как обычно, вымученной, ибо в данном