"Галина Щербакова. Ангел Мертвого озера" - читать интересную книгу автора

который может такое простить. Они тайком встречались с отцом, пока тот жил в
саманном домике, потом Василий, где бы ни жил, оставлял сыну свой адрес.
Когда остался один, переехал к нему и дожил свою жизнь со взрослым, в
сущности, чужим мрачным мужиком, который старательно замаливал какой-то
свой, непонятный Василию грех, отчего у Василия рождались совсем плохие
мысли: не порешил ли Вовка кого по молодости лет, старика какого-нибудь, и
теперь вот отцом прикрывает содеянное. Он даже спросил как-то: "На тебе
крови нет, сынок?" - "Я ж, батя, на мясокомбинате работал после школы. В
крови был по самую маковку". - "Я не про такую кровь", - ответил отец. Сын
посмотрел на него и сказал: "Есть и другая. Я ж, батя, и в Афгане был".
Василий представлял себе черного старика в чалме. У него каменный двор,
барашки, и Вовкина автоматная очередь от живота - где теперь старик, где
барашки? Вот он, грех. Мысли о грехе детей куда тяжельче мыслей о
собственной вине. Не выдержал Василий мысленного вида старика в чалме,
который так и застрял в глазу, стал даже промывать глаз чаем, за этим мирным
делом и помер, правда, успев подумать, что лучше бы это он убил в войну
старого немца. Но он тогда не смог, немец же тот и взял его в плен, как
недоумка. Мысль о немце перебила мечту, умирая, думать о Жанне, и только о
ней, чтоб - если то, что есть после жизни, - мыслью его соединило бы их
вместе. А получалось, что думал о чужом немце, который прикинулся старым и
слабым, чтоб победить его. Ах ты, Боже мой! Живем неведомо как и помираем
без правил, с тряпочкой, намоченной чаем.
Глеб долго собирался с духом, чтобы написать еще одно письмо. Написал,
выразил сожаление семье. Все так, все правильно, но обращался он к Вере
Васильевне, которой в дому и близко не было. И опять мы упираемся в ситуацию
идиотии жизни, не тех адресов и не тех обращений, ну как бы стоит голый
человек в чистом поле и кричит в белый свет как в копеечку. Такая нескладеха
жизни, что не знаешь, то ли плакать, то ли смеяться, и расчет весь ничтожно
малый: на кого попадешь? Кто услышит твой комариный писк отчаяния?
В семье Вовки такой человек нашелся - его жена. Она бабьим нутром сразу
поняла, кого ищет этот чужой человек и что у него в голове перепутана жизнь.
Она нашла давнюю открытку тоже с соболезнованием, полученную от Веры, не
разобрала уже затертый адрес и отправила в конверте открытку вместе с
вежливым двусмыслием: "вы не на тех напали".
И стал Глеб посылать письма по нечеткому адресу, одно, другое,
третье... Уже переехал в однокомнатную квартирку величиной с карман, а
ответа так и нету. Ну, и поставил на этом деле крест, потому что смешно
думать... Смешно думать, что тебя тридцать с лишним лет должен кто-то
помнить. Сообрази головой, дурак.
И ему стало спокойно. Коврик, что висел на стене в бараке, положил в
прихожую, для пола он еще годился. Купил ящик для обуви, чтоб организовывал
ее съем. Календарь на стену повесил, самый большой, какой нашел. С мордой
собачьей, глаз не оторвать, какая лепая морда. Такую бы взять живую и
любить, но Глеб еще работал в ремонтно-строительной конторе, а там всяко
бывало, то вечером позовут полки навесить, то с утра пораньше двери
выпрямить, усадка домов идет круглогодично, и вечен труд там, где все
сделано абы как и абы чем, так что собаке может времени и не достаться.
Этажом ниже в таком же кармане поселилась женщина, с которой как-то с
первого чая и пирога с капустой пошло дело. Удобная вещь - наличие женщины
близко, но не рядом.