"Галина Щербакова. Ангел Мертвого озера" - читать интересную книгу автора

Когда я злюсь, у меня салятся волосы, даже если я их вчера вымыла.
После ухода "гостьи из прошлого" я просто зашлась от того, что как всегда
попалась на эту дурью удочку - не могу отказать. Кто она мне, эта Вера
Разина, я ее не видела тридцать лет. С какой стати мне отвечать за ее
сороковины? Ах, ах, шо, шо... Моя родина - уже другая республика.
Практически для меня - железный занавес. Я на батькивщине последний раз была
проездом из Лазаревской, в поезде меня прихватил приступ, пришлось
ссаживаться. И мне вырезали готовый лопнуть к чертовой матери аппендикс в
Константиновке. Там я напилась ридной мовы по самую маковку.
Тут нет дурного подтекста. Лежа в палате и слушая перепевы забытой речи
с этими "хэ", "шо", "та", "хиба", "дывись", я ловила кайф от всего этого. Я
призналась, что местная, и народ стал искать родственные связи, общую кровь
в жилах. И я была поражена: она на самом деле, наша кровь, говорит своим
национальным голосом? Не зависимая от группы, количества лейкоцитов, реакции
оседания и прочего, прочего. Есть в ней нечто, не пропущенное через
реактивы. И я не знаю, как к этому относиться. Во-первых, бурлит кровь
чеченцев, и басков, и ирландцев, и добром это не кончается, особенно, не дай
Бог, если забурлит русская. Это уж святых выноси. А я по воспитанию, по
культуре интернационалистка. Человеческое в человеке едино, оно где-то на
кончиках ветвей разнообразится цветом кожи и разрезом глаз, а в остальном мы
единый сплав разумного млекопитающего. Но почему же так сильны те кончики,
которые выпевают мелодию крови так, что одни хватаются за ножи, а другие
вытирают умилительные слезы? Что это есть? Может, и не кровь вовсе? А некий
другой субстрат?
Я была потрясена взрывом. То, что внутри него оказалась когда-то
знакомая мне Вера Разина, обострило все до шока. Я просто видела эту карту
горя: тянущиеся во все стороны капли крови к близким и дальним
родственникам, знакомым, сослуживцам. Получилась карта-сюр в красный
горошек, ну, а если представить еще другие диверсии, Чечню и положить весь
красный крап на Россию, то и не увидишь лесов, полей и рек, а одно только
кровавое озеро. И я шкурой, доставшейся мне по закону эволюции, чую, не
чувствую, не мыслю, а чую именно, как зверь, страхом и нюхом своим
безысходность жизни.
И еще я думаю о том человеке (человеках), который нес с собой бомбу.
Всплывают в образовании романтические бомбисты Вера Засулич, Кибальчич,
улицы их имени как бы утверждали право на убийство. А вдруг и эти,
сегодняшние, возникнут через сто лет в рамочке, ах, как они хотели хорошего!
Чудовищная мысль, но что делать, мысль пришла, и "я ее думаю". Конечно,
легче сказать, что это был Чикатило, безумец, маньяк. А если нет? Если это
тихий серый человек с идеей? Незаметный в толпе, достойный служащий и
семьянин? Встал и пошел. Но какой же идеей надо вдохновиться, чтобы убить
медсестру Веру Разину? Легче, конечно, думать, что это "чеченский след", еще
легче, что это потрошитель крупного разлива. А вдруг это женщина с той мерой
отчаяния, после которой уже можно все?
Нет, это все-таки мужчина, не бандит, не маньяк, очень идейный бомбист
нашего времени. Он хочет "рамочки" и "улицы" через сто лет. Я рисую его
себе. Он носит светлые костюмы с искрой. У него носки всегда в цвет
галстука. Он вежлив, худ и подтянут и состоит только из ненависти, из нее
одной, что не мешает ему иметь детей, мальчика и девочку, кудрявых, как Женя